(«Чтобы ты меня услыхала, мои слова иногда...»)

* * *

Чтобы ты меня услыхала,
мои слова иногда
утончаются, как следы чаек,
там, где песок увлажняет вода.

Быть браслетом, пьяным бубенчиком —
на руке твоей, нежной, как виноградная кисть!

Мои слова удаляются.
Уже слова мои стали твоими —
как вьюнки, вокруг старой боли моей обвились.

Так карабкаются они на влажные стены.
Ты виновница этой кровавой игры.

Слова из хмурой моей норы убегают.
И ты заполняешь все щели этой норы.

Они больше, чем ты, привычны к моей печали
и ещё до тебя обитали в этой пустой тишине.
Я хочу, чтоб они сказали то, что я сам сказал бы,
чтобы ты им внимала, словно ты внемлешь мне.

Ветер скорби до сих пор помыкает ими.
Шквал сновидений похоронить их готов.
В моём горьком крике ты слышишь другие крики.
Кровь старых призывов, рыдания старых ртов.

Подруга, люби меня! Не покидай, останься во мне,
со мною, на этой скорбной волне.

Видишь: мои слова напитались твоей любовью.
И всё заполняешь ты, не зная преград.

Я сотворю из слов браслет бесконечный
для белой твоей руки, нежной, как виноград.