Чтобы не было в море тайн

Разделенные глубокими протоками коралловые гряды раскинулись на площади в несколько квадратных миль. Средние глубины в этом районе – около шестидесяти метров. Мы уже убедились, что часто фауна богаче всего вдоль кромки рифа. Там, где крайний риф обрывается вертикально вниз на глубину семисот пятидесяти метров, к его обитателям добавляются животные открытого моря. Здесь—лучшая охота, это излюбленные угодья больших хищников. Тут постоянно ходят акулы, сопровождаемые барракудами, тунцами, стаями серебристых карангов. У карниза, отделяющего маленький красочный мир рифа от открытого моря, жизнь становится особенно активной и особенно буйной.

Мы решили бросить якорь поближе к рифу, с его восточной стороны, обращенной к морю. Сонар вычертил отлогую песчаную банку шириной около двадцати метров. Ее глубина под коралловой стеной—почти пятнадцать метров, по внешнему обводу—двадцать пять.

Как только машина была застопорена, звено аквалангистов – Каноэ и Серж Фулон – пошло в воду, чтобы осмотреть риф и подыскать самое подходящее место для наших установок. Через несколько минут они вернулись и повели нас к проходу между двумя коралловыми грядами. С обеих сторон к поверхности воды поднимались изумительные многоцветные глыбы, окруженные мерцающими стаями суетливых рыбок. И с обеих сторон склон полого уходил в голубую бездну. Через этот миниатюрный Гибралтар непрерывным потоком струились крупные каранги и стаи рыб-хирургов.

Место было бесподобное, и старший помощник Поль Зуэна развернул «Калипсо» бортом к оси пролива примерно в двадцати метрах от рифов. Устройство, которое мы собирались применить здесь, представляло собой клетку шириной около полутора метров, высотой около двух. Выпуклые стенки из прозрачного плексигласа не боялись сильных ударов. Множество отверстий в стенках обеспечивало свободный приток воды внутрь, где помещался аквалангист. Обитатель этого необычного аппарата – в первом эксперименте это был Марсель Судр – мог либо снимать через прозрачные стены происходящее снаружи, либо выйти наружу через люк в полу, либо просто наблюдать поведение акул, оставаясь в полной безопасности. Далее, эта клетка, сконструированная моим братом Мишелем и названная им «ля Балю» в честь злополучного кардинала ля Балю, которого Луи XI будто бы заточил в огромную птичью клетку, должна была помочь нам выяснить, станут ли акулы прямо атаковать аквалангиста. И наконец, если положить ее на бок и открыть люк, получалась отличная ловушка для поимки и изучения небольших акул.

Наведя камеру снизу на поверхность моря, я снимал, как «ля Балю» входит в воду – она была до того прозрачной, что я хорошо просматривал весь корпус «Калипсо», все сорок метров. Как только клетка погрузилась, Марсель заплыл внутрь и отцепил трос, соединяющий ее с кораблем. И она медленно пошла вниз, будто огромный мыльный пузырь; только и видно что алюминиевый каркас. Течение, устремленное к проливу, медленно понесло клетку к верхней части склона. Несколько маленьких черноперых акул уже оторвались от дна и направились к ней. Они были не больше метра в длину и держались предельно осмотрительно. Описали около «ля Балю» один-два круга и возобновили свои ленивые эволюции над песком. Эти акулы редко удаляются от дна или коралловой гряды, однако могут стать опасными, так как легче возбуждаются и забывают об осторожности, чем представительницы других видов. Я не видел других акул, которые, как они, хватали бы добычу с первого же захода. Зная их повадки, Марсель теперь, оторвав взгляд от меня, сосредоточил все свое внимание на акулах.

Наконец «ля Балю» коснулась дна, и я пошел к ней, снимая наезд. Я сильно выдохнул и без всяких усилий погружался головой вниз, причем кинокамера образовала как бы продолжение моего тела. Тихо дыша, я в который раз упивался состоянием наслаждения, которое дает человеку полет в трех измерениях. Когда я поравнялся с клеткой, Марсель уже повернул ее так, что она легла на одну из своих выпуклых стенок. Люк был открыт, Марсель развязал мешочек с кусками свежей рыбы. Опираясь о кораллы, я приготовился снимать. Почти мгновенно подскочила маленькая акула, схватила голову каранга и умчалась с ней прочь. Две других акулы ринулись вдогонку, и завязалась короткая потасовка. Первая акула быстро решила проблему, проглотив всю добычу целиком. Соперницы ушли в сторону, а победительница удалилась; она резко дергала головой и никак не могла сомкнуть пасть. Тем временем со всех сторон слетелись в расчете на поживу другие. Инцидент привлек полтора десятка хищниц того же вида длиной чуть больше метра. Я забрался поглубже в свое коралловое укрытие, а Марселю приходилось то и дело закрывать люк, так как у акул заметно прибавилось прыти. Когда акула хватала кусок рыбы помягче, все обходилось мирно, без драк и погони, когда же добычей оказывался костистый кусок или голова, сразу начиналась потасовка. Видимо, скрип зубов по костям или хруст разгрызаемой головы воспринимаются другими акулами как призывный сигнал.