— А ну, тихо! Не мешайте работать! Никто тут не умер… Девушка, я последний раз спрашиваю: будете другой горошек брать?
— Нет, ни за что!
— Как знаете, дело ваше…
Тоня выскочила из магазина на улицу. Голубая мечта накрылась медным тазом, заменить ее было нечем. Деньги жгли — их надо было срочно потратить. Тоня принесла домой торт, шоколад и баночку черной икры.
Мама всплеснула руками:
— Вот ты транжира! Зачем столько? И икру, боже мой, она ж такая дорогая!
— Мам, я премию получила за хорошую работу. Давайте праздновать, сегодня устроим пир и порадуемся…
— Купила бы себе что-нибудь дельное на память, жалко проедать первую в жизни премию, — проворчала мать, но отправилась ставить чайник.
Маша, отведя Тоню в сторонку, спросила:
— Ты что, передумала блузку шить?
Тоня всхлипнула:
— Мою ткань вчера всю выкупили… какая-то театральная студия…
— У тебя еще остались деньги?
— Осталась десятка…
— Отлично. — Маша положила руку на хрупкое Тонино плечико.
Маша уродилась высокой, крепкой и покровительствовала Тоне, словно была не младше на два года, а старше.
— Завтра поедем не в магазин, а на склад, там дешевле и выбор больше, наша трудовичка про него рассказывала. Я все найду, придумаю… ахнешь!».
Девочки в обнимку двинулись на кухню, где на плите весело посвистывал раскаленный чайник.
Маша смастерила Тоне нарядный сарафан из темно-синей ткани в белый горошек. Под сарафан она сшила строгую белую блузку со стоячим воротничком. В институте оценили, и даже суровый начальник показал Тоне большой палец.
1970-е годы
Папины презенты
Мой папа, Михаил Антонович Шляпин, часто ездил в командировки. Хорошо помню, как мама была этим недовольна: ей постоянно приходилось одной оставаться на хозяйстве, по вечерам сломя голову бежать после работы за мной в садик, а по утрам снова меня отводить. Так они с папой делали это по очереди, а тут, как мама выражалась, от меня спасу не было. Папа чувствовал себя виноватым и каждый раз вез в утешение какую-нибудь красивую, с его точки зрения, вещь. Он любил маму и гордился ею, она слыла в институте «комсомолкой, спортсменкой и просто красавицей», как говорили позже про героиню фильма «Кавказская пленница» в исполнении актрисы Наталья Варлей, а он — тихим, незаметным студентом. Судьба их соединила на практике: они попали в одно учреждение.
Человеком папа был симпатичным и интеллигентным, но на редкость непрактичным. Из командировок привозил такие несуразные вещи, над которыми мама сначала плакала от смеха, потом просто смеялась, а потом не знала, что делать. Вот таким непутевым уродился мой папа. После одного такого «презента» мама строго-настрого запретила папе что-либо привозить, кроме продуктов и книг.
Однажды из Урюпинска папа привез маме ядовито-лилового цвета комбинацию, к тому же не вискозную, а нейлоновую: когда ее в руки брали, искры летели во все стороны. Более всего маму сразил цвет «разъяренной фуксии». Она потом подругам рассказывала, что Мишу в урюпинском сельпо ждали много-много лет: «Вот приедет товарищ Шляпин и купит наконец эту залежавшуюся комбинацию уникального цвета вырви глаз…» Я с трудом могла себе представить, как должна выглядеть разъяренная фуксия, но комбинация действительно оказалась незабываемой. Помню ее, как сейчас.
При каждом удобном случае мама попрекала отца этой комбинацией:
— Решительно никому бы в голову не пришло купить такую жуть. Один раз увидеть — и будет сниться в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Ты же настоящий праздник устроил всем урюпинцам, теперь они смогут спать спокойно в отличие от меня.
Папа обиделся и перестал покупать вещи в командировках, разве что сыр привозил, ведь он работал в НИИ МЯСОМОЛПРОМе и ездил контролировать производство сыра на заводах по переработке молока. Как-то он нам рассказал, что на одном сыроваренном заводе лично наблюдал, как в огромный чан, в котором кипел плавленый сыр, свалилась крыса, деловито бежавшая по бортику по своим делам. Она бежала, бежала и упала прямо в котел…
— И что с ней стало? — ужаснулась я.
— Понятия не имею, никто ее больше не видел, — кротко пожал плечами папа.
Я представила, что в плавленых сырках можно нечаянно наткнуться на кусочки шерсти, хвоста, когтей, и прививку отвращения к этому виду молочной продукции получила на всю жизнь.
Да, случилось еще, что папа как-то раз ослушался маму и решился купить в подарок ценную вещь. В семидесятые годы, в самый расцвет эпохи дефицита, в провинции можно было отовариваться хорошими импортными вещами, например обувью, которая не пользовалась спросом у местного населения — дорого, да и некуда, в грязи утонешь. Так вот, папа отхватил чешские лакированные туфли-лодочки на тоненьких каблучках — красные, прекрасные-распрекрасные.