Что знает ночь?

А кроме того, происходящее с ним сейчас отличается от вышеупомянутого приступа. Он полностью отдает себе отчет в том, что делает, и ему не хочется это делать, но остановиться не под силу. Он просто обязан попасть в дом Кальвино. Он чувствует, что от этого зависит его жизнь, но не знает почему. Несмотря на снегопад, мир вокруг него не размыт белой пеленой. Он четкий и черно-белый, причем эта цветовая гамма никак не связана со снегом и лишенными листьев деревьями, поэтому все автомобили на дороге черные или белые, в крайнем случае сероватые, и вывески такие же, и одежда пешеходов. Единственным цветовым пятном в этом мире для Престона остается он сам, одежда, которая на нем, и автомобиль, в котором он едет.

Он не испуган. Думает, что его должен покрывать холодный пот, что он должен трястись, как одна из этих массажных кроватей в дешевых отелях, которые приводятся в действие брошенными в щель монетками, но что-то говорит ему — сохраняй спокойствие, ты в порядке. Если он когда-то чего-то и боялся, то только трезвым. Сейчас, когда все это с ним происходит, он не пьян, но все-таки выпил достаточно, чтобы нервы не закручивались узлами.

Потом он паркуется в квартале от дома Кальвино. Идет к нему упругим шагом пунктуального мужчины, выполняющего важное поручение. Мир напоминает ему палубу корабля во время шторма, и он доволен тем, что может устоять на ногах и не вылететь за борт. По засыпанному снегом тротуару он проходит, ни разу не поскользнувшись. Пересекает переднюю лужайку, огибает дом с его северной стороны. Через заднюю террасу спешит к двери без стеклянной панели. Она заперта. Он использует ключ.

Взят.

Наездник седлает этого скакуна впервые после пятого октября, и если раньше ехал на нем тайком, то теперь дает знать о своем присутствии. Престон мгновенно подчиняется контролю, подчиняется новому хозяину даже в большей степени, чем аватар в видеоигре подчиняется тому, кто держит джойстик, и цвет вновь заливает окружающий мир.

Оставив ключ в дверном замке, Престон входит в раздевалку.

Сапоги девочек стоят на резиновом коврике, который блестит от воды, образовавшейся из растопленного снега, их куртки висят на крючках. Престон закрывает за собой дверь. Вдоль стены высокий шкаф. Снизу ящики, над ними дверцы. Престон, который никогда в доме не бывал, выдвигает правый ящик и достает молоток-гвоздодер.

Из раздевалки в дом ведут две двери, одна на кухню, вторая в коридор первого этажа. Престон выходит в коридор и осторожно продвигается к передней части дома.

Когда проходит мимо приоткрытой двери. Николетта Кальвино вопрошает: «Джон?»

Он может ворваться в кабинет и размозжить ей череп. Но понимает, что она — самая желаемая сучка, то есть сначала ею надо попользоваться. Потом, когда она будет молить о смерти, ему будет приятно молотком превратить ее лицо в кровавое месиво.

И насчет других желаний наездника у Престона вопросов нет. Получается некая смесь порнофильма с одним из фильмов «Пила», только все будет трехмерное и под руками.

В прихожей небольшой стенной шкаф. Престон входит в него и тихонько закрывает за собой дверь.

Используя голос Престона, наездник говорит: «Стоять», словно обращаясь к хорошо выдрессированной собаке. В таком состоянии Престон скорее автомобиль, чем пес, надежная «Хонда», оставленная на парковке с работающим на холостых оборотах двигателем. Он только Престон, не Престон-Олтон-Погибель, но Престон в состоянии покоя, как персонаж фильма в телике после того, как нажимается кнопка «ПАУЗА» на пульте дистанционного управления. Он знает, что он Престон, знает, что находится в стенном шкафу, куда вешают пальто, знает, что держит в руке молоток-гвоздодер. Он также знает: что бы ни случилось, никакой ответственности он за это не несет, потому что является скорее наблюдателем, чем участником, то есть все будет как и всегда, разве что он не сможет пойти за пивом, когда ему захочется.

* * *

Минни стояла в своей комнате у игрового стола, смотрела на собранную конструкцию из элементов «Лего». Белое, толщиной в три дюйма, диаметром в шесть, сооружение напоминало большой рисовый торт, только гладкий, и стояло на торце, как монета. Элементы не могли держаться вместе. Конструкции этой следовало развалиться, но она не разваливалась.

Два года Минни собирала эту конструкцию, не зная почему. Начала после возвращения из больницы, когда очень тяжело болела и все думали, что она умирает.

Хотя, если точнее, началось все, когда она еще лежала в больнице с высокой температурой, которую не могли снять обычные таблетки. Из жара ее бросало в холод, она обильно потела, у нее жутко болела голова. Но больше всего донимала жажда. Иногда ей так хотелось пить, будто она съела фунт соли. По большей части жидкость ей вводили через иглу, воткнутую в вену, но эта жидкость жажду не утоляла. Врачам приходилось ограничивать ее в потреблении воды, потому что иной раз она пила, пока не раздувался желудок, но, несмотря на боль, ей отчаянно хотелось пить… даже в снах.