Об их доме говорили – «полная чаша». И наступило время, когда чаша оставалась полна, а у чаши горевала одинокая старушка Мария Леонидовна, которой очень хотелось в покое и с удовольствием от каждого дня – не важно, хмурого или солнечного, – дожить отпущенный ей срок. Ей казалось, что она уже потеряла все, что только может потерять человек, но жизнь заслуживала того, чтобы хотеть ее продолжения. «Не говори с тоской:
Но не тут-то было! Тут-то и началось самое ужасное.
Сначала все было вполне невинно. В ее почтовый ящик ежедневно бросали листовки с предложениями пожизненной любви и заботы, если она перепишет на заботливых и сострадательных самаритян свое имущество. Но Мария Леонидовна не нуждалась ни в чьей заботе. Она прекрасно умела позаботиться о себе сама. У нее было вполне здоровое сердце. Ее не терзала боль в суставах. Она легко ходила и даже прыгала. Немного подводило зрение, но это легко корректировалось очками. У нее было много дел: она приводила в порядок бумаги отца и мужа, составляла архивы, собираясь еще при своей жизни передать их в Академию наук. Продукты ей доставляли на дом: она выбирала их в Интернете по списку раз в две недели, курьер заносил все в прихожую, она расплачивалась – никаких проблем. Никому больше дверь она не открывала, за исключением соседки, с которой бок о бок прожили полвека. Стальные двери они установили еще двадцать лет назад, настоящие сейфовые, тяжеленные, которые просто выбить было невозможно, только с применением специальной техники. В мае она запирала свои двери на все замки и уезжала на дачу. Там, в академическом поселке, было много знакомых из прежней жизни, были дети, внуки, правнуки, и было дивное летнее чувство – полной безопасности и ясности.
Но через какое-то время «темным силам», как про себя называла их Мария Леонидовна, надоело просто кидать в почтовый ящичек предложения, от которых она неизменно отказывалась. Ей начали звонить по телефону, в дверь и открыто предлагать продать жилплощадь. Мария Леонидовна неизменно отказывалась, говоря, что у нее много наследников, которые не позволяют ей сделать этот опрометчивый шаг. Этих доводов хватило на какое-то время. И однажды даже лучик надежды блеснул на горизонте. Ей позвонил прекрасный незнакомец, представившийся давним учеником папы. Он когда-то был соискателем, бывал в их доме, защитился и надолго пропал: работал у себя на Урале. А сейчас стал собирать материалы для книги из серии ЖЗЛ о ее отце. Сохранились ли семейные архивы? И если да, нельзя ли получить к ним доступ?
Мария Леонидовна несказанно обрадовалась. Вот оно – избавление! Папа всегда говорил, что спасение приходит из провинции. Она с энтузиазмом пригласила Эдуарда Николаевича домой, приготовила угощение, провела его в папин кабинет. Одно немного смущало: она напрочь забыла этого прекрасного человека! Конечно, сколько их было за все годы! Но каждый тем не менее чем-то помнился. Эдуард же Николаевич был человеком ярким – высоким, элегантным, громогласным – как такого забудешь. А она вот забыла! Неужели старость сделала все-таки свое дело? Бывший соискатель был тоже не сказать чтобы юн: ему перевалило за шестьдесят. Но по сравнению с возрастом Марии Леонидовны он был мальчишкой. Ее сыновья были всего на пару лет его старше. Вот они какими бы сейчас были! Она расспрашивала дорогого гостя о семье и детях, но и у него с этими вопросами погрустнели глаза. Еще бы: жену недавно похоронил, сын живет на чужой стороне, внучку он по этой причине не видит. Вот почему и решил заняться жизнеописанием любимого учителя. Это великий смысл, разве нет? Мария Леонидовна обещала помогать во всем. Она даже, как в старые добрые времена, пекла к приходу дорогого гостя печенье, варила ему кофе, красиво подавая угощение на серебряном подносе. Вот с подносом и возник первый недоуменный вопрос по поводу Эдуарда Николаевича.
Она вошла в папин кабинет, торжественно неся поднос с кофейником, сливочником и папиной любимой чашкой из майсенского фарфора, хотела поставить на стол, куда обычно указывал папа. Но весь стол был завален папками, тетрадями. Эдуард Николаевич услужливо сдвинул папки, освобождая место, и произнес:
– Ложите сюда!
«Ложите!!!» Не больше, не меньше!
Сердце Марии Леонидовны ёкнуло. Не может этого быть! Ну не было среди папиных учеников тех, кто употреблял не существующее в русском языке слово «ложить»! Если человек пользовался этим словом, он сразу определял свое место на ступеньках культурного уровня. И место это находилось на минус первой ступени! Однако Мария Леонидовна не подала виду. Поставила поднос на указанное место и удалилась со словами, что не будет мешать Эдуарду Николаевичу в его работе.
Прощаясь, любящий ученик академика сообщил, что явится работать с архивами завтра с утра.
– Ах, Эдик, милый, как я могла забыть, я же завтра ложусь на обследование. Это уже полгода как запланировано. Я там недолго пробуду, дней пять всего плюс выходные. Так что придется вам сделать перерыв.