Что тогда будет с нами?..

Чудо произошло. Они оказались вдвоем. И пошли в гору. Андрей был совершенно растерян, отчетливо понимая, что кто-то сверху, оказывается, слышал его заклинания и исполнил то, о чем он просил. Он шел, зная, что никогда и ни за что не осмелится прикоснуться к Воле. Даже руку ей подать не сможет. Вот так. Но все равно – счастье переполняло его.

Как она поднялась тогда на гору в резиновых шлепанцах? И как это он заметил, что она почти босая пошла в гору, только когда они одолели главный подъем? Это же полный идиотизм – не сказать девушке, о которой столько мечтал, что в гору надо идти в специальной обуви! И она не заныла, не захныкала, не отказалась идти. Настоящая охотница. Никто ей не нужен. Никого ни о чем не попросит. Ни на что не пожалуется.

Почему тогда появилась эта змея? Ведь сколько раз за всю свою жизнь они поднимались на эту гору! И никогда не встречались им змеи. Там, пониже, бегали ящерицы, но и то довольно редко. А чтобы змея!

Когда Волька вскрикнула, он решил, что змея ее ужалила. Где-то он читал, что если гадюка жалит, надо рассечь место укуса острым ножом и высасывать оттуда кровь, чтобы яд не смог распространиться. Правда, тот, кто спасал таким образом ужаленного змеей, обычно погибал. Но Андрей в тот миг готов был на любые жертвы, лишь бы не видеть, как умирает она. Рассечь ранку было нечем! Ножа у него не было! Какой идиотизм! Он встал перед Волькой на колени, взял ее прекрасную узкую ступню в руки, надеясь разглядеть место укуса. Но от ужаса не видел ничего. Пыльная загорелая ступня без единой царапины. Он боялся даже поверить такому счастью. И, уже ни о чем не думая, поцеловал то место, где мог бы находиться след от укуса. И почувствовал, как Волька коснулась губами его лба. И все решилось в его жизни. Он даже не рассуждал и не раздумывал. Просто знал. Началось его счастье. И счастье это росло – день ото дня.

Однажды, в дни сбывшегося счастья, они пошли купаться после захода солнца. Море, вобравшее в себя все тепло знойного дневного воздуха, не бодрило, а усыпляло. Они лениво лежали на волнах, глядя, как на небе все ярче и ярче разгораются звезды. И тут Андрей вспомнил:

На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.

Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.

Я ль несся к бездне полуночной
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис…[1]

– Боже! Как прекрасно! – вздохнула Волька. – Это чье?

– Это Фет.

– «Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, и звезда с звездою говорит», – тоже о том. Всегда это повторяю, когда смотрю на небо, – проговорила Волька. – И еще:

Открылась бездна, звезд полна,
звездам числа нет, бездне дна.

– Лермонтов и Ломоносов, – подтвердил Андрей машинально.

– Наверное, все поэты писали о звездах. Это так все прекрасно, что только стихами можно выразить…

Потом, когда они вышли на берег и сидели на песке, завернувшись в полотенца, Волька снова заговорила о стихах:

– Ты столько стихов знаешь, я больше никого не встречала, чтобы так, как ты, – столько наизусть. Тебе надо было на филфак, а не в мед идти.

– Филологией ничего не заработаешь, – вздохнул Андрей. – Да и не мое это. У нас в роду одни врачи. Достаточно фамилию сказать, и про тебя уже знают, чей ты сын и внук.

– А если не твое – почему учил?

– О, это интересная история! Это, Волчок, педагогический прием, придуманный моей дорогой мамой. Когда мы с братом еще совсем пацанами были, она запрещала нам выходить в Интернет. Думала, что мы деградируем безнадежно. Зависимость и все такое… А мы ныли, выли, прятались – в общем, все равно выходили в Сеть, но скрывались. Родители не теряли терпения и все просекали. В общем, началось противостояние, очень жесткое. И тогда мать придумала. Предложила заключить договор, в результате которого мозги наши не усохнут, а разовьются немерено. Мы, со своей стороны, должны были учить стихи – длинные, полноценные, не какое-нибудь четверостишие. А она, со своей стороны, за каждый выученный стих разрешала нам легально в течение часа пользоваться Интернетом. Мы на радостях сдуру согласились. Думали: выучим в день по два стиха – и все, пожалуйста, два часа в день кайфуй легально. Но поначалу едва-едва получалось один стишок выучить. Не так все просто оказалось. А потом память и правда развилась – на два часа зарабатывали спокойно, а то и на три.

– Да, четкая у вас мама. И что? До сих пор так? Стишки по вечерам читаешь и получаешь Интернет?