– Ну как же, – отвечаю. – А ты как думала? – От ее вопроса меня почему-то пробирает дрожь недоброго предчувствия.
– А ты когда-нибудь подбрасывал меня в воздух? – допытывается она. – На закорках носил, рассказывал перед сном сказки, брал на руки и ходил по комнате и говорил разные разности, всякую забавную чепуховину?
– Всегда, – отвечаю я. – Как же иначе. – В глазах у нее сомнение, и мне становится не по себе. – Что ж я, по-твоему, совсем чудовище?
– Теперь ты ничего такого не делаешь.
– Ты теперь большая. Когда я прихожу, я всегда кричу «привет», верно? А ты даже не отвечаешь.
– А когда я была маленькая, мне устраивали какие-нибудь праздники? Дни рожденья?
– Ну как же. Очень славные праздники. Мама тогда прямо из кожи вон лезла, чтобы все устроить как можно лучше.
– А я их не помню.
– Нет, помнишь. Ты про них говорила.
– Я спрашиваю про те, когда я была совсем маленькая. И приходили все наши родные, и суетились вокруг меня, и дарили мне дорогие подарки?
– Да. Тогда я много с тобой играл. Вернусь, бывало, с работы – и первым делом к тебе. Тебя мне хотелось видеть прежде всех. Я всегда с тобой играл.
– Мама так и говорила. Но я не верила.
– За кого же ты меня принимаешь?
– Ты всегда разный. Вечно меняешься. Иногда я что-нибудь сделаю – ты засмеешься, а в другой раз сделаю то же самое – и ты сердишься, ворчишь и гонишь меня прочь. И я очень не люблю, когда ты выпьешь. Никогда не известно, чего от тебя ждать.
– Ты сама такая же.
– Но ты отец.
– И это нелегко.
– Не знаешь, как быть отцом?