Что-то случилось

Порой я вдруг теряю уверенность в себе, и это лишает меня энергии, воли и надежды. Так случается, когда я остаюсь один или возвращаюсь откуда-нибудь с женой и она за рулем. (Тогда мне хочется со всем покончить, и пропади оно все пропадом.) Нередко это бывает после очередного душевного подъема. Силы покидают меня, я равнодушно гляжу в будущее и вижу, что достиг своего потолка и он весьма невысок. В иные полосы мой член не желает вести себя как должно. Ему не хватает твердости, не то, что в прежние времена. Я тревожусь. А иногда все налаживается, я вновь обретаю твердость и чувствую себя чемпионом в тяжелом весе. Это приятное ощущение. Бывают полосы, когда я готов переспать с кем угодно, когда мне, кажется, сам черт не брат, когда нет у меня ни тени сомнения, сразу могу приняться за работу. Да и не работа это вовсе. Одно удовольствие. И уж я заставлю Эда Фелпса уйти на пенсию.

– Ох, милый. – Жена ошеломлена. – Откуда что берется? Ты опять совсем как молоденький.

– А ты-то откуда знаешь, какие они, молоденькие? – подтруниваю я, ощутив от этого сравнения легкий укол зависти.

– Я знаю больше, чем ты думаешь. Давай, давай.

– Ясно, знаешь.

– Ты сейчас даже моложе, чем когда был молодой. – И она счастливо смеется.

– Ты тоже.

– Вы недовольны?

– Делай свое дело. Чего ты вечно медлишь?

– Опять? – польщенно и радостно восклицает Пенни. (Она так признательна и горда, когда я хочу ее.) – Откуда у тебя теперь столько для меня времени? Погоди, – смеясь, говорит она низким, чувственным контральто. – Погоди, малыш. Дай девчонке развернуться.

Пенни уже тридцать два, и я с ней уже лет десять. Она больше не влюблена в меня. А я и вовсе никогда не был в нее влюблен.

Пенни и жена, пожалуй, единственные, с кем мне все еще легко и свободно (и обе они меньше всех меня увлекают). Со всеми прочими девчонками, которым я могу назначить свидание (у меня есть зашифрованный список из двадцати трех имен и телефонных номеров в бумажнике, на службе и в тумбочке у постели на квартире Рэда Паркера, и любая ответит согласием в любой вечер или день), каждый раз – как первый раз. (Это работа. Надо выполнить ее хорошо. Приятней, когда они думают, будто делают нам одолжение. Жаль, они проведали, что и у них может быть оргазм. Интересно, кто им сказал.)

Если я заставлю Эда Фелпса уйти на пенсию, это произведет хорошее впечатление на Артура Бэрона. И не в пример Кейглу я не состою в дружбе с этим добродушным, болтливым стариком, который служит в Фирме больше сорока лет и чьи обязанности теперь свелись к тому, что через Бюро путешествий он заказывает места в самолетах и отелях для всех, кто к нему обращается, и обеспечивает транспорт, номера и все необходимое для наших конференций. На нем лежит забота о том, чтобы достаточно было взято напрокат машин и заказано виски. Жалованье у него хорошее, хотя последние лет десять (с тех самых пор, как он постарел и толку от него чуть) прибавки стали чисто символическими.

– Конференция будет опять в Пуэрто-Рико, это уж точно, – снова и снова твердит он и шепотком продолжает: – У семьи жены Блэка доля в этом отеле. Как только место будет официально названо, я смогу приняться за дело. Поскорей бы уж.

Я зарылся носом в картотеки: сколько можно слушать все одно и то же. Он мог бы выйти на пенсию – она у него большая, да еще процент от прибылей, – но не желает. Я его заставлю. А вот как быть с Рэдом Паркером? Он примерно моих лет, и на пенсию ему еще рано. Как мне от него отделаться? С тех пор как его жена погибла в автомобильной аварии, он и вправду быстро катится по наклонной – девочки, с которыми он теперь развлекается, и в подметки не годятся тем, с которыми он бывал при жизни жены, – но вдруг он еще не дойдет до точки к тому времени, когда мне от этого был бы толк? Ведь с переводом меня на новую должность тянуть нельзя…

– Как поживаете, Боб? – всякий раз спрашивает теперь Артур Бэрон, встречая меня в коридоре.

– Отлично, Арт. А вы?

– Очень рад.