Что-то остается

— Я, правда, уверена, что с собакой все в порядке. Спала она просто. Мальчик по всем приметам — стангрев. Не тварь, не нечисть. Создание Божье. С Кадакарских гор к нам сюда залетел.

— Во-во, — обрадовался Сыч-охотник, — И они тож балакали — стан… ентот самый.

— Кто? — удивилась мать Этарда.

— Ну, енти… Девочки которые. Отдай, грят, ентого самого. Станарев который. Кадакарский.

Настоятельница снова улыбнулась. Да черт возьми, я готов тут придуриваться до бесконечности, чтоб только улыбка ее…

— А питаются стангревы кровью, это верно, — сказала она. — Так что придется нам, сын мой, кормить мальчика тем, к чему Господь его народ приспособил. Кровью свежей.

Она говорила со мной, как с Кайдом каким-нибудь. Парнишка — не нечисть, кровь пить — еще не самое худшее… Ирги Иргиаро справился с желанием сказать: «Я — найлар, мать Этарда. Стангрев из Кадакара — гость под крышей моей».

— Того, — ухмыльнулся неловко Сыч-охотник, — Будем с им на пару — ему кровушка, мне — дичинка. Я ж — эт' самое. Кажный день — того. Сталбыть. Тока, мать Этарда… Оно-то, можа… Выворачивает его. Как есть наизнанку.

— На этот счет не беспокойся, сын мой. Больше такого не случится. Девочек я пришлю с утра, они все сделают, а потом — попробуй поить его из чашки, хотя… — с сомнением качнула головой, — я не знаю, сможет ли он привыкнуть к такому способу.

Поднялась.

— Спасибо, мать Этарда, — я не удержался — коснулся пальцами полы ее черного плаща, — Вышние тебя видят.

Она мягко поправила:

— Единый, сын мой, — и погладила меня по голове.

Улыбнулась:

— Прощай. И не тревожься за мальчика. Все будет хорошо.

Вот так. Пришла сюда, в Долгощелье. Сама, пешком. И — ни словом, ни взглядом не укорила наглого охотника…

Редда лизнула приемыша своего в ухо. Повернула ко мне лобастую голову.

— Все будет хорошо, девочка, — сказал я, — Мать Этарда — это мать Этарда. Вышние нас пожалели.

Ох, и видочек у «мальчика» — меня аж передернуло. «Остановлен»… Нет, я понимаю, это термин такой марантинский. Только дело в том, что я другое значение слова «остановлен» знаю слишком хорошо. Синоним слова «убрать», только применительно к человеку, имеющему задание — «остановить», сиречь «перебить приказ»…

Ладно, не надо об этом. Лучше глянь, дружище Ирги, во что превратил гостюшка жилище твое. Кровушки захотелось, ишь.

А кровушка-то засохла уже. Как ее отдирать теперь? Кровать перестилать… Постирушку устраивать, да еще в холодной воде… Пол скоблить… Пол можно и горячей… У-у, тварь!

Подбросил я в печку дровец, взял котел и пошел за снегом. З-закон гостеприимства, будь он неладен!

Альсарена Треверра

— Дуры и есть, — ворчала Леттиса, — Две дуры.

— Три дуры, — поправила я.

— Три, — согласилась она, — хоть тебе и позволительно побыть иногда дурой. А нам с Иль никак нельзя. У нас выпуск в мае. Шесть лет учились, а? Скоро наколки получим. И — вперед. Какие же мы марантины, если от нас люди шарахаются?

— Просто мы врать не умеем, — сказала рассудительная Иль. — Никто не учил.

— И слава Богу.

Обо мне этого не скажешь. Уж я-то покрутилась в высшем свете, прежде чем отправилась в Бессмараг алкать знаний. Отец сделал реверанс в сторону церковников, набирающих силу у нас, в Итарнагоне. Не уверена, правда, что слишком удачный — марантины не очень популярны среди духовенства. Они не из тех, кто сражается за власть. Впрочем, за два с половиной года я отстала от событий. В редких письмах мой осторожный отец обходил сей вопрос стороной. Далековато я забралась от родных краев. Правда, пока Иверена, старшая моя сестра, не вышла замуж, дома мне делать нечего.

Леттиса ткнула меня локтем:

— Слушай, ты говорила ему что-нибудь… особо оскорбительное?

— Я натравила на него альханов.

— Ах, да… Вот черт! Зачем я тебя послушалась?!

— Хватит.

Теперь эти две без пяти минут марантины казнятся и каются.

После заутрени Этарда призвала нас к себе и ласковейшим голосом пожурила за неуклюжесть и невнимательность. И не более того. Именно за неуклюжесть и невнимательность. Что-то есть в этой старой деве, заставляющее ходить по струнке весь Бессмараг и всю округу. Причем я ни разу не слышала, чтобы она повышала голос. Святая Маранта, говорят, с равной легкостью укрощала диких зверей и неприятельские армии.

И вот теперь мы — Летта, Иль и я — были, так сказать, наказаны. То есть, приставлены к добытому Сычом-охотником стангреву (Этарда работала с тварью и опознала в ней стангрева) — и обязаны лечить его, ухаживать за ним и всячески помогать самому Сычу. Незачем лишний раз указывать, что Летта с Иль были в восторге. Как Этарда уговорила Малену отступиться, осталось покрыто мраком, однако Малена не чувствовала себя обделенной. Волки сыты и овцы целы. И что такого есть в Этарде, что все, и я в том числе, с удовольствием пляшем под ее дудку?

Тропинка, ведущая в Долгощелье, наконец повернула. Мы снова увидели приземистую избушку Сыча.

Замешкались. Летта кашлянула и храбро вышла вперед. Постучала.

— Гав-гав-гав! — ответили изнутри.

И уже по человечески:

— Чего надо?

Сейчас он нам накостыляет, этот Сыч. Я напряглась.