Что такое собственность?

Но какая сила руководит в настоящее время обращением товаров и деспотически управляет их движением? Эта сила — деньги. Следовательно, и решение социального вопроса должно заключаться в реформе денежного обращения. Денежный капитал должен утратить свою деспотическую власть.

Для достижения этой цели Прудон предлагает устройство менового банка, во многом напоминающего рабочую биржу Оуэна, с тем различием, что Оуэн стремился только к устранению денег в роли менового посредника, между тем как Прудон вместе с тем хотел достигнуть своим меновым банком и другой цели — дарового, беспроцентного кредита.

Мы не будем повторять сказанного выше (по поводу рабочей биржи Оуэна) о невозможности обеспечить сбыт всех товаров путем замены денег какими–либо условными знаками, путем организации безденежного обмена. Не организация сбыта, а организация общественного производства, замена анархического единоличного хозяйства планомерным общественным хозяйством — вот что требуется для того, чтобы продукты всегда находили сбыт. Меновой банк Прудона был несомненно утопией, хотя отнюдь не социалистической. Прудон надеялся сохранить в неприкосновенности индивидуальную свободу производителя и в то же время избавить рабочего от власти предпринимателя путем беспроцентного кредита. Но где найти капиталы для неограниченного кредита? Прудон повторяет здесь ошибку многих буржуазных экономистов, приписывавших кредиту чудесную способность создавать богатство из ничего. Классическим и неподражаемым примером и вместе родоначальником этих утопистов кредита был кредитный Калиостро XVIII века — шотландец Джон Лоу, заразивший своим безумием чуть не всю французскую нацию, закруживший ее в вихре неистовой биржевой игры, ослепивший ее миражом фантастических сказочных богатств, лопнувших, как мыльный пузырь. Весьма характерно, что Прудон относился с большой симпатией к Лoy и даже заявил в «Экономических противоречиях», что истинные идеи Лоу еще никем не поняты надлежащим образом и что, будучи правильно поняты, они могут произвести настоящий переворот в народном хозяйстве.

Такой переворот должен был осуществить меновой или, как впоследствии его назвал Прудон, народный банк. Со своим обычным избытком темперамента наш автор в следующих выражениях возвестил о своем новом предприятии. «Я начинаю дело, равного которому не было и не будет в мире. Я хочу изменить основание общества, повернуть ось цивилизации, сделать так, чтобы мир, который по воле Божества движется с запада на восток, начал двигаться по воле человека с востока на запад». И все эти чудеса должен был произвести скромный «народный банк» с капиталом в 50 000 франков!

К счастью для Прудона, судьба избавила его от разочарования и некоторого конфуза, который не мог не сопровождать неизбежного жалкого крушения предприятия, начатого с такими необычайными обещаниями. В дело вмешалось попечительное правительство Луи Бонапарта, позаботившееся о том, чтобы «ось цивилизации» не пострадала: как раз в самое горячее время, накануне открытия операций банка, Прудон был арестован и посажен в тюрьму. За отсутствием главного руководителя «народный банк», акции которого парижский рабочий класс раскупал очень охотно, должен был немедленно закрыться.

В заключение отметим, что Прудон считается создателем теории анархизма, превосходящей по своей утопичности все социалистические теории, к которым наш автор относился с таким осуждением.

Из книги Ш. О. Сент–Бёва П. Ж. ПРУДОН, ЕГО ЖИЗНЬ И ПЕРЕПИСКА [191]

Мнение Прудона о женщинах. — Чистота его нравов в молодости. — Его наклонность к семье и семейной жизни.

Чем был Прудон по отношению к женщинам? Как относилась его искренняя натура к наиболее живому и сладостному чувству — чувству, непрестанно разукрашиваемому и видоизменяемому воображением, которое составляло утеху и отраву всей жизни Руссо. Здесь, как и в другом, мы обратимся к наиболее достоверным свидетелям его жизни. Он всегда остерегался чувственных порывов, но был способен на привязанность, но только на привязанность мужественную, честную. Молодость его была чиста. Он умел следить за собою даже во времена своего учения: ночью, когда им овладевали известного рода мысли, он взбирался на чердак и проводил долгие часы, созерцая сквозь слуховое окно луну, звезды, строгий вид искрящегося неба, и ложился только совершенно успокоенный и умиротворенный.

Первая любовь его относится ко времени его молодости. В письме его из Безансона к Аккерману 20 августа 1838 года мы читаем следующее: