Что такое психотерапия

1. Так как в наше время многие молодые люди уверены, что жизнь меняется слишком быстро, чтобы можно было доверять словам старших, то они часто стараются найти себе терапевта-сверстника. Если терапевт является специалистом в какой-то области, то он обязательно должен учить клиентов в смысле предоставления им информации, в которой они нуждаются. Например, несомненно, разумно рассказывать клиенту о СПИДе, если ты хорошо знаешь этот предмет. Но это совсем другое, нежели говорить матери, как плохо она воспитывает своих детей, и ждать при этом, что эта информация ее изменит.

2. Если терапевт не в силах удержаться от интерпретаций и поучений, он должен быть совершенно убежден, что внедряемые идеи позитивны.

3. Если терапевт не может не быть педагогом, он может видоизменить свою навязчивую тягу к поучениям, ограничив себя в желании объяснить клиенту его мотивы.

Действительно ли прошлое определяет настоящее?

Вплоть до середины XX в. в психотерапии считалось само собой разумеющимся, что события прошлого определяют события настоящего. Например, фобия, навязчивость, тревога рассматривались как способы поведения, перенесенные в настоящее из прошлого опыта, но ставшие в настоящем неадекватными. Если человек: страдал такой навязчивостью, как беспрестанное мытье рук, считалось очевидным, что он пережил в прошлом некое событие, породившее страх, а страх в свою очередь сделал подобное поведение необходимым. Если мужчина слишком много пил, то семья, в которой он вырос, объявлялась дисфункциональной. Идея о том, что человек реагирует беспомощностью на стимулы из прошлого, большинство из которых он не осознает, оказала влияние на образ мыслей как в сфере самой психотерапии, так и за ее пределами. Так, если в наше время женщина не испытывает удовольствия от сексуальных отношений, она часто уверена в том, что, должно быть, в детстве подверглась сексуальным домогательствам, даже если она ничего об этом не помнит.

Хочу рассказать, как в 1950-х гг. я беседовал с сотрудником психиатрической больницы. Он поведал мне о молодом человеке, который проходил у него терапию. Я спросил, был ли тот юноша женат. Психиатр не знал. При этом он занимался с этим молодым человеком несколько раз в неделю в течение полугода. То, что он так мало знает об актуальной ситуации своего клиента, меня ничуть не удивило; в те времена некоторые из нас помогали психотикам заново переживать оральную стадию развития младенца. Мы не замечали того, что само по себе пребывание в больнице отчасти порождает их проблемы. Мы были уверены, что проблема — в их детстве, и пытались выявить воздействия на них в раннем возрасте. Тогда мы только начинали признавать значимость актуальной ситуации пациента, такой, например, ситуации, как помещение в больницу и оставленная за ее воротами семья.

Когда в те дни я работал с клиентами, которым был поставлен диагноз «шизофрения», я проводил с ними часовые сеансы пять дней в неделю, в течение нескольких лет. Тогда психотерапию вели именно так. Я несколько лет лечил молодого человека, прежде чем начал понимать, что его проблемы порождает пребывание в больнице. Он провел взаперти 15 лет; когда я взял его с собой в ресторан, он не знал, что нужно делать с меню. При этом считалось, что, пребывая в больнице, он лечится, а после лечения будет готов выйти из больницы и жить самостоятельно. Социальное окружение, в котором он жил, нельзя было считать подходящим.

Сегодняшние терапевты, возможно, не осознают, насколько глубоко в те дни мы были погружены в теорию. Я вспоминаю, как вел терапию с молодым человеком, который регулярно заявлял, что его желудок полон цемента. Он говорил так, как будто и в самом деле верил, что у него внутри цемент. У него были и другие разновидности бреда. Будучи его терапевтом, я представлял себе его проблему как фиксацию на оральной стадии, где цемент символизировал материнское молоко. Как сказал Джон Розен, будущий шизофреник сосал каменную грудь[18].

Я проконсультировался по поводу этого случая с Милтоном Эриксоном и спросил, что бы сделал он. Он сказал: «Я бы сходил в больничную столовую и посмотрел, какая там еда. Затем я бы побеседовал с клиентом о его пищеварении». Я подумал, что Эриксон недооценивает значение оральной стадии, но в столовую пошел. Еда была отвратительной. Затем я, как и советовал Эриксон, начал беседовать с пациентом о пищеварении, и это, похоже, помогло.