– Мама, я не виновата, – сказала я и тут же остановилась.
Не с этого я хотела начать разговор, совсем не с этого.
– У Делии начались схватки… и я не могла…
– Мейси!
Она произнесла мое имя таким тоном, словно ударила по лицу.
– Ты идешь домой, принимаешь душ и ложишься в постель. Все случившееся мы обсудим позже.
– Мама! Дай мне объяснить, ты ничего не поняла. Сегодня…
– Иди.
Я не двинулась с места, тогда она посмотрела мне в глаза и добавила:
– Сейчас же!
Отвернулась и ушла. Просто ушла, молча, с прямой спиной, туда, где ее ждали люди, которых она слушала с присущим ей вниманием. Только меня она слушать не хотела.
Я, ничего не соображая, добрела до дома и поднялась в свою комнату. Проходя мимо зеркала, увидела не свое отражение, а какую-то незнакомую девчонку: рубашка выбилась из джинсов, на штанине пятно от соуса, растрепанные волосы, заплаканные глаза. И поняла, что мама не нуждается в моих объяснениях, потому что случившееся написано на моем лице. Она, конечно же, все увидела, и ей это очень не понравилось.
Мне конец. Дело даже не в том, что я не пришла на праздник. Джейсон, заглянув в библиотеку и узнав, что я ушла с работы, позвонил сначала мне на мобильный, потом домой. Он обсудил сложившуюся ситуацию с моей мамой, которая тоже не смогла мне дозвониться. Я сперва забыла включить телефон, а потом вообще бросила его в машине и ни разу не додумалась проверить. До самого вечера, когда наконец вытащила его из сумки. Там оказалось десять сообщений.
Короче говоря, спасти меня могло только чудо. К счастью, у меня появилась советчица, которая хорошо разбиралась в таких делах, знала все подводные камни и хотела помочь.
– Когда спустишься, дай ей выговориться, – сказала Кэролайн.
Она заехала к нам утром по пути домой из пляжного домика и застала всю бурю. В данный момент мы находились в ванной. Страшась встречи с неизбежным, я в два раза дольше, чем обычно, чистила зубы, а сестра тем временем объясняла мне, как себя вести.
– Сиди молча и слушай. Не кивай. И ни в коем случае не улыбайся. Это ее взбесит.
Я прополоскала рот и сплюнула.
– Понятно.
– Тебе надо будет извиниться, но не сразу, потому что так твое раскаяние покажется неискренним. Сначала дай ей выпустить пар, и только потом извиняйся. Не вдавайся в оправдания, если у тебя нет действительно достойного. Кстати, оно есть?
– Я была в больнице, моя подруга рожала, – сказала я, взяв с полочки бутылку с ополаскивателем для рта. Умирать – так со свежим дыханием!
– А телефона там не было?
– Я ей звонила!
– Через час после назначенного времени!
– Господи, Кэролайн, на чьей ты стороне?
– На твоей! Ты что, не понимаешь, я тебе помогаю!
Сестра нетерпеливо вздохнула:
– Телефон – это же элементарно. Она сразу о нем вспомнит. Даже не пытайся искать оправдание. Всегда можно позвонить. Всегда!
Я набрала полный рот листерина и уставилась на нее. Кэролайн прислонилась к двери.
– Неплохо действуют слезы, – продолжала она, внимательно рассматривая свой маникюр, – но только если они искренние. Притворный плач разозлит ее еще сильнее. В общем, тебе надо просто перетерпеть. Мама вначале всегда строгая, но потом, когда начинает говорить, успокаивается.
– Не собираюсь я плакать. – Я выплюнула жидкость.
– Дело твое. Главное, не перебивай ее. Это самое страшное.
Не успела она договорить, как снизу раздался мамин голос:
– Мейси, можешь спуститься на минутку, пожалуйста?!
По тону это напоминало скорее приказ, чем просьбу. Кэролайн закусила губу, явно вспоминая беседы с мамой после своих гулянок.
– Не волнуйся, – напутствовала она меня, – сделай глубокий вдох. И не забывай, что я тебе говорила.
Она взяла меня за плечи и развернула к двери:
– Иди!
Я спустилась на кухню. Мама сидела за столом в деловом костюме. Она не поднимала на меня глаз, пока я не устроилась напротив. Да, ничего хорошего ждать не приходится. Я положила руки на стол, стараясь принять смиренный вид.
– Ты меня невероятно разочаровала, Мейси, – заявила мама ровным голосом.
Я чувствовала это каждой клеточкой тела. У меня внутри все пылало, ладони вспотели. Я так долго стремилась этого избежать. А теперь меня словно накрыла гигантская волна, и я могла только грести к поверхности и надеяться, что мне хватит воздуха.
– То, что произошло вчера, совершенно неприемлемо.
– Мне очень жаль, – пробормотала я безбожно рано, забыв наставления сестры: ничего не могла с собой сделать. Мой голос дрожал, и я была противна самой себе. Еще вечером у меня хватило бы смелости высказать маме все, а теперь я сидела перед ней и тряслась как осиновый лист.
– И я собираюсь кое-что изменить, – повысила голос мама, – поскольку больше не могу рассчитывать на твое благоразумие и считаю себя обязанной вмешаться.
Кэролайн, должно быть, сидит где-нибудь на лестнице, прижав колени к груди, и прислушивается к нашему разговору, как раньше делала я.
– Больше никаких ресторанов. Точка.
Я хотела возразить, но прикусила язык. Кэролайн сказала, что нужно дать ей выговориться. Спорить ни к чему. Все равно Делия не собирается работать, пока Эйвери не подрастет.
– Хорошо, – согласилась я.