«Мотив» — то, ради чего совершается деятельность. Из этого следует, что любая деятельность, обусловленная каким-либо мотивом, имеет цель. А целеориентированная активность живого организма называется «поведением». В основе поведения лежат потребности живого организма, над которыми надстраиваются исполнительные действия, служащие их удовлетворению.
Во всем этом нужно только помнить одно:
В силу наличия разума, в силу обитания человека в социуме, на базе этих потребностей строятся различные поведенческие тактики. Эти потребности развиваются (в силу того, что их удовлетворение обусловлено уже социальными факторами), маскируются, «украшаются», но они — первичны.
«Социально-адаптированные» и «развитые» потребности подразделяют по характеру деятельности — пищевая деятельность, защитная, половая, познавательная, коммуникативная и пр. Субъективно потребности репрезентируются в виде эмоционально окрашенных желаний, влечений, стремлений, а их реализации — в виде оценочных эмоций.
И вот некое лицо или группа людей заявляет: «человек (любой, см. выше) — превыше всего». Но фактически истинной и первичной целью любого поведения любого разумного животного является одна-единственная цель «я — превыше всего».
Потому, что с одной стороны — в основе основ всех мотивов, порождающих все действия, является сохранение индивида, а с другой стороны — самоосознание любого разумного существа включает в себя понимание «когда закончусь Я, закончится ВСЕ».
Позднейшее примечание: речь идет не только о физиологическом существовании. Как было отлично сформировано Хайлайном: «Тому, кому не за что умереть, незачем и жить».
Как можно относиться к субъекту (или учению), которое, фактически, говорит «самое ценное — это не я, конкретный Вася Пупкин, а человек вообще (любой человек)»?
Тут возможны две трактовки:
Человек (социальная группа), заявляющий это — просто лжет. Мотив лжи — а он всегда найдется — «политический капитал», «стремление быть правильным», «удачное прикрытие» и пр., а фактически — желание получить личные льготы, прикрываясь «общественным» знаменем.
Человек истинно верует в идею гуманизма и пойдет за нее «на костер» — это психически больной человек потому, что можно идти против «осознанных желаний», но нельзя идти против инстинктов. Тут особо расписывать не буду, достаточно просмотреть доступную литературу по фанатизму.
Гуманизм — это «разговорное» течение. Фанатики действия (в психопатологическом смысле этого слова) в нем не описаны, отсутствуют также клинические случаи «гуманистического фанатизма». Из этого я делаю вывод, что подавляющее большинство гуманистов попадают
Именно поэтому гуманизм опасней фашизма, например. Когда человек знает, что ему нужно защищаться от явной опасности, он, подготовившись, защищается более успешно. Но, не видя опасности, человек (не «средний», а каждый конкретный), дает гуманизму развиваться, запускает настолько глобальные социальные процессы, что они становятся практически необратимыми. «Человека вообще» — не существует, и поэтому, например, все материальные средства, которые уходят «в гуманизм» — уходят в песок, они никогда не достанутся конкретному Васе Пупкину, принимавшему участие в их создании. Так, спрашивается, на хрена этому Васе отдавать «куда-то» то, что он может потратить на свои потребности?
А вот тут гуманизм выходит на новый уровень лживости — он начинает формировать общественное мнение. Применив незамысловатую подмену понятий: «гуманизм — за человека, значит, если ты не гуманист — ты против человека (человечества)».
Хотя фактически верной является такая трактовка этого «доказательства от противного»: «Гуманизм — за кого-то, если я не гуманист — значит, я за себя».