Можно сказать, что Греция имеет фрактальную структуру, настолько каждая точка в ней близка к ю морю и настолько велика протяженность побережья. Эгейские народы, полисы античной Греции и тем более Афины как коренной город — не первые в истории торговые города. Но они первыми оказались настолько близко и вместе с тем настолько далеко от is архаических восточных империй, что сумели извлечь из них выгоду, не следуя сами их образцу; вместо того чтобы паразитировать в их порах, они сами стали купаться в новой составляющей, осуществили новую, имманентную детерриториализацию, сформировали среду имманентности. У кромки Востока организовался своего рода «международный рынок», охвативший множественность независимых городов и отличных друг от друга обществ, которые несмотря на это оказались связаны между собой и в которых ремесленники и торговцы обрели свободу и подвижность, недоступную в империях[41]. Подобные типы людей приходили с границы греческого мира, это беглые чужестранцы, порвавшие с империями и колонизированные Аполлоном. Таковы были не только резо месленники и торговцы, но и философы: по словам Фая, потребовался целый век, чтобы имя «философ», изобретенное скорее всего Гераклитом Эфесским, обрело себе соответствие в слове «философия», изобретенном скорее всего Платоном Афинским; «Азия, Италия, Африка — таковы этапы одиссеевского странствия, соединяющего собой philosophos и философию»[42]. Философы — чужестранцы, однако философия — греческое явление. Что же такое нашли эти эмигранты в греческой среде? По крайней мере три вещи, послужившие фактическими предпосылками философии: вопервых, чистую общительность как среду имманентности, «внутреннюю природу ассоциации», противостоявшую верховной имперской ю власти и не предполагавшую никакого предзаданного интереса, поскольку, наоборот, она сама предполагалась соперничающими интересами; вовторых, особое удовольствие от ассоциации, составляющее суть дружества, но также и от нарушения ассоциации, составляющее суть соперничества (ведь существовали и раньше созданные эмигрантами «дружеские общества» типа пифагорейцев, но то были относительно тайные общества, которым еще предстояло раскрыться вовне в Греции); втретьих, немыслимую в империи любовь к мнению, к обмену мнениями, к беседе[43]. Имманентность, дружество, мнение — всюду встречаются нам эти три греческие черты. В них не следует усматривать черты более мягкого общества, ибо в общительности бывает заключена жестокость, в дружестве — соперничество, в мнении — антагонизмы и кровавые перевороты. Греческим чудом стал Саламин, где Греция спаслась от власти персидской Империи, где коренной народ, потеряв свою территорию, победил на море, ретерриториализовался в море. Делосская лига — это как бы фрактализация Греции. На протяжении сравнительно короткого периода существовала глубочайшая связь между демократическим полисом, колонизацией, морем и новым империализмом, видящим в море уже не границу своей территории или препятствие для своих замыслов, а еще более широкий бассейн имманентности. Все это, в особенности связь философии с Грецией, представляется доказанным, но содержит также и много побочных и случайных факторов…
Детерриториализация (физическая, психологическая или социальная) всегда относительна, поскольку касается исторического отношения земли с территориями, которые на ней обрисовываются или исчезают, ее геологического отношения с эрами и катастрофами ее эволюции, ее астрономического отношения с космосом и звездной системой, в которую го она включена. Однако детерриториализация оказывается абсолютной, когда земля переходит в план чистой имманентности мыслиБытия, мыслиПрироды, пробегаемый бесконечными диаграмматическими движениями. Мыслить — значит развертывать план имманенции, который поглощает (не «абсорбирует», а скорее «адсорбирует») землю. Детерриториализация такого плана не исключает ретерриториализации, но полагает ее как сотворение новой, грядущей земли. При этом абсолютная детерриториализация может мыслиться лишь в некоторых подлежащих определению отношениях с относительными детерриториализациями — не только космическими, но и географическими, историческими и психосоциальными. Абсолютная детерриториализация в плане имманенции всегда так или иначе следует за относительной детерриториализацией в рамках некоторого данного поля.