Что такое философия

Бывают черты юридические, поскольку мысль еще начиная с досократиков постоянно требует причитающегося ей по праву и ополчается против Правосудия; но можно ли сказать, что философия берет себе ю роль Претендента или даже Истца из суда греческих трагедий? А потом ведь философу долгое время возбранялось быть Судьей — самое большее он мог выступать в качестве ученого доктора, привлеченного к отправлению божьего правосудия, — или же сам попадал в подсудимые. Возник ли новый концептуальный персонаж, когда Лейбниц сделал философа Адвокатом божества, которое отовсюду подвергается опасности? А странный персонаж, введенный эмпириками, — Следователь? Наконец, Кант сделал философа Судьей, тогда как разум образовал собой трибунал, но что здесь перед нами — законодательная власть судьи, выносящего определения, или же способность суждения, юриспруденция судьи рефлектирующего? А это два совсем разных концептуальных персонажа. А иногда мысль вообще опрокидывает весь порядок — судей, адвокатов, истцов, обвинителей и обвиняемых; так действует Алиса, у которой в плане имманенции Правосудие равняется Невинности, а Невинный становится таким концептуальным  персонажем, который больше не должен ни в чем оправдываться, — это играющее дитя, против которого все бессильны, Спиноза, после которого не осталось ни одной иллюзии трансцендентности. Быть может, судья и невинный должны совпасть друг с другом, то есть все должны быть судимы изнутри — отнюдь не именем Закона или Ценностей, даже не в зависимости от их добродетели, но по чисто имманентным критериям их существования («по ту сторону Добра и Зла — это все же не значит по ту сторону хо рошего и плохого…»).

И действительно, бывают черты экзистенциальные: как писал Ницше, философия изобретает способы существования или жизненные возможности. Оттого бывает достаточно нескольких житейских анекдотов, чтобы составить портрет той или иной философии, как сумел это сделать Диоген Лаэртский, написав книгу на любой случай, как бы «Золотую легенду» философов, — тут и Эмпедокл со своим вулканом, и Диоген со своей бочкой… На это можно возразить, указав на сугубо мещанский быт ю большинства новоевропейских философов; но разве кантовское устройство для подтягивания чулок не вполне адекватно как житейский анекдот всей системе Разума?^[35]Так же и пристрастие Спинозы к паучьим дракам происходит оттого, что они в чистом is виде воспроизводят в себе соотношения модусов в системе Этики как высшей этологии. Действительно, все эти анекдоты показывают не просто социальный или даже психологический тип того или иного философа (Эмпедоклвластитель, Диогенраб), скорее в них проявляется обитающий в нем концептуальный персонаж. Жизненные возможности или способы существования могут изобретаться только в плане имманенции, в котором развертывается мощь концептуальных персонажей. Эти персонажи укрываются в лице и теле философов, порой придавая им — особенно их взгляду — странный вид, как будто их * глазами смотрит ктото другой. В житейских анекдотах о философах говорится об отношениях концептуального персонажа с животными, растениями  или камнями — в подобных отношениях сам философ становится какимто неожиданным, обретая трагический и комический размах, какого не мог бы обрести в одиночку. Именно благодаря нашим персонажам мы, философы, все время становимся чемто иным и возрождаемся в виде фигур из общественного сада или зоопарка.

ПРИМЕР VI