Едва не покалечивший остатки разума обилием новой информации, железнодорожный националист перед тем, как смешаться с толпой еще успел крикнуть, давая выход давшей трещину, основе нищенского миропонимания:
– Национализм – это патриотизм! – на что Искариот ответил, ни к кому не обращаясь:
– Национализм – это поиск того, по чьей вине ты дурак…– Наша гордость!.. Нам дорого!.. – раздалось уже из толпы. – Гордость… дорого… – скривился Искариот, – Брось. Национализм – это гордость дешевок…
– Послушай, Искариот, русские составляли подавляющее большинство, – смущенно проговорил Риоль, – И нет ничего удивительного в том, что некоторые считали, что на этом основании они должны иметь привилегии.
– А знаешь, для чего нужны привилегии?
– Для чего?
– Для того, чтобы совесть не мешала.
И помни – если русских больше, чем татар или евреев, это не значит, что один русский – это что-то большее, чем один татарин или один еврей…– Я с тобой согласен, Искариот, но отчего же национализм так живуч? – Оттого, что национализм – это снобизм нищих, упорствующих в своей нищете…
Искариот вышел из машины и стал наблюдать за толпой.
Вслед за ним вышли девушки, и Риоль и Крайст остались почти одни.
Если не считать остальных людей, находившихся около и вокруг.
– Риоль, ты хочешь о чем-то спросить? Ведь разговор с нацистом заставил тебя задуматься о чем-то?
– Крайст, это очень деликатный вопрос.
– Мы для того и рядом, чтобы искать ответы.
– Ты знаешь ответ на мой вопрос?
– К сожалению, знаю.
– В Библии сказано, что евреи – это избранный народ. И в тоже время, антисемитизм существовал веками. И с этим невозможно спорить.
Может быть, евреи – это, действительно, плохой народ?
– Риоль, бывают плохие люди в любом народе.
Не существует плохих народов.
Искариот оглянулся и посмотрел на Риоля, прищурив глаза, слегка притененные полями шляпы коричневого цвета:
– Это не беда. Беда в том, что и хороших народов тоже не существует…Во время их разговора, шум вокруг них постоянно менял уровень и тональность: то, напоминая шелест женского платья, то, поднимаясь до грохота возбудившегося паводком водопада. Видимо, это происходило оттого, что активность толпы колебалась в зависимости от успешности ее действий.
Успешности, в том смысле, который толпой понимается как успешность.
– Почему ты молчал, когда Искариот спорил с этими идиотами?
– Спорил? – переспросил Риоля Крайст.
– Мне показалось, что – спорил.
– Иногда, спор – это глупость, сводящаяся всего лишь к тому, за кем останется последнее слово…– Я это понимаю, но в споре рождается истина. – В споре, Риоль, рождается спорная истина…
– Ты не торопился принимать в нем участие.
– Не торопись говорить сегодня то, что можно не спеша сказать завтра, – ответил Крайст, а Искариот, услышав слова Крайста, не удержался и съехидничал. Правда, на всякий случай, он сделал это так тихо, что его никто не услышал:
– Проповедовать принципы куда проще, чем доказывать их целесообразность…Не бывает действий на столько бессмысленных, чтобы для этих действий не было бы смысла искать врагов.
– Нам не нравится наше государство! – прозвучал визгливый голосок за спиной Искариота. Искариот даже не оглянулся:
– Как бы плохо человек не отзывался о государстве – сам он может быть еще хуже…– Мы, между прочим, выражаем общественное мнение, – совмещая визгливость с шепелявостью, пролепетала бабулька с транспорантиком «Слава КПСС!» в руках, норовя при этом, стукнуть этим транспорантиком Искариота по голове, уверенная в своей возрастной защищенности. Искариот не стал спорить, а просто сплюнул на асфальт: – Общественное мнение – это, кроме всего прочего, мера стадности…