Что создано под луной?

Удивительная вещь: бывает так – сидят за соседними столиками четыре человека.

Два и два.

Разговаривают.

Говорят, вроде, об одном и том же.

Вопросы задают друг другу, вроде, похожие.

И слова произносят одинаковые.

А вот видно: два – умных, а два – дурака.

Дело здесь вот в чем, если вникнуть, умные задают вопросы, уточняющие представления об окружающем мире – чем бы этот мир ни был – астрофизикой, микробиологией, футболом или воспитанием детей.

А глупые, своими вопросами, утверждаются в том, как этот самый мир они сами же понимают.

Вернее, думают, что понимают…

– Крайст, ты ведь сам был великим агитатором.

– Я никогда не занимался жульничеством.

А агитация – это жульничество, причем не для врагов, а для своих…

– Но, вообще-то, Крайст, идея марксистов-комиссаров: всем поровну – это библейская идея.

Риоль вдруг почувствовал, что разговор с Крайстом рождает понимание особого качества.

Понимание с добавлением слова «льзя» в качество этого понимания.

– Есть не большое отличие между Библией и марксизмом. Библия учит: «Поделись с ближним», – а марксизм: «Отбери у того, у кого больше, чем у тебя…» – сказал Крайст Риолю, а слов Искариота, находившегося в кустах неподалеку, они, занятые своим разговором, не слышали:

– Как многое люди должны были не делать, чтобы потом гордиться своей историей…

– Они звали бедных воевать за свое счастье. Разве это плохо, Крайст?

– При чем здесь война и счастье?

Бедные всегда готовы воевать за право делить то, чем владеют богатые.

За право зарабатывать собственное богатство – бедные не воюют…

Разговаривая, Риоль продолжал смотреть в даль, туда, где линия горизонта, ограничивала видимый ему круг вселенной.

И там, у горизонта, где синева неба разбеливалась, неожиданно для совсем ясной погоды, появилась серая линия.

Неровная, словно проведенная человеком, впервые взявшим в руки кисть.

Или, держащим кисть мастерски, и умеющим проводить не только прямые линии.

Постепенно эта линия становилась шире. Не так, чтобы захватить все небо, но все-таки, она превращалась из линии в полосу, все более темную и насыщенную.

А потом, между этой полосой и тем местом, где должна была находиться земля, проскользнул электрический разряд.

Потом еще один.

И еще.

Но молнии отдавали свою энергию земле далеко от Риоля и его спутников, и оттого казались безобидными и не опасными.

– Все-таки, революции – это прогресс, – сказал Риоль. И в его словах вопроса было больше, чем утверждения. – О прогрессе мы поговорим в свое время, но пока помни, Риоль: революции – это прогресс варваров…