Что скрывает снег

- А мне кажется... Простите, что вмешиваюсь. Позволите? - встрял Ершов. - Вы помните, Деникин, как запрятали те письма в их доме?

Как тут забыть, если околоточный не оставлял упоминаний о Вагнере более, чем на час?

- У него имелись все основания получше их спрятать.

- Вы давеча предположили, что господин полицмейстер мог выкрасть эти письма у капитана, и ими его шантажировать.

Ничего подобного Деникин не говорил.

- Но только как бы он о них узнал? Заподозрил и на удачу послал своего дядьку Мишая обшарить дом? - не без сарказма заметил он.

- Никогда не преуменьшайте чутье, господа. Оно порой может вас спасти. Это я вам наверняка говорю, - назидательно сказал Софийский. - О каких письмах речь?

Деникин молчал. Он не знал, какая участь постигла остальные бумаги Вагнера. В порыве сострадания Ершов вполне мог успеть уничтожить не только то, что уличало Чувашевского, но и все остальное.

- Позвольте вам показать, ваше превосходительство?

Генерал разрешил, закуривая очередную папиросу.

Ершов вышел на миг и вернулся, держа пачку писем.

- Вот и они.

Софийский погрузился в чтение. Наблюдая за ним углом глаза, Деникин заметил, как побагровела генеральская шея над воротом.

- А потом, получив желаемое, господин полицмейстер, очевидно, исполнил уговор и вернул бумаги, - вполголоса заметил Ершов.

Вот когда настал его час! Наконец-то внимание не только Деникина, но и всей управы, и даже самого генерал-губернатора всецело приковал к себе вечный фаворит околоточного - Вагнер.

Помощник полицмейстера не ответил. Но разве это могло остановить Ершова?

- Как вы полагаете, Деникин, на что ему требовались те деньги?

- Не ломай себе голову, околоточный. Он бы их прокутил, - откликнулся Софийский, продолжая быстро пробегать глазами ломаные строки, наклоненные влево.

Ершов смутился, однако вскоре вновь заговорил:

- Выходит, Вагнер легко уступил и отцу Георгию, но господина полицмейстера отчего-то в известность не поставил. Оттого у них и вышла неразбериха.

Он выглядел, как ребенок, сделавший важное открытие. К примеру, о том, что на ощупь снег холоден.

- Вряд ли бы что-то вышло, если бы он не сообщал о чем ни попадя своей жене.

- Хм. Недостойно поступил отец Георгий. Да еще и не раз. А госпожа Наталья наверняка догадалась, что капитан убит. Но, похоже, на полюбовника своего грешила, вот и рассказывала всем нелепицу, что Вагнер к государю отозван, - начал Ершов, но осекся и резко перевел разговор. - Вдова сообщила, что господин полицмейстер послал к нему Цзи, и с тех пор настоятеля больше никто живым не видел... Она же прямо сказала, Деникин! Она больше знает, чем говорит. Но Цзи, в его возрасте! До сей поры не могу поверить. Я полагал, будто он помогает с бумагами или еще чем-то вроде того. Может быть, с поручениями.

- И я не думал, что дядька Мишай имел в виду услуги такого рода, - искренне согласился Деникин.

- Да? Вы только сейчас узнали, господа? Наивно. Ваше упущение. О том много лет судачит весь город, - снова откликнулся Софийский, не прерывая занятия. - Полицмейстер, этот собачий сын, не особо скрывал.

- Мы полагаем, будто отца Георгия убил Цзи, - после короткой паузы тишину вновь нарушил Ершов.

Деникин полагал, что он не замолкает даже во сне.

- Однако его ранение было не таким, как у полицмейстера либо покойной госпожи Вагнер. Тело инженера мы все еще не отыскали, - уточнил околоточный для внимательно слушавшего генерала.

- Но, несомненно, легче заняться этим по весне, когда сойдет снег, ведь преступники тут едины, - дополнил Деникин, с каждой минутой становившийся все более угрюмым.

- Разумно.

Ершов встал и в нетерпении прошелся по кабинету.

Взглянув на него, Деникин едва не рассмеялся - на ум некстати пришло признание околоточного о его второй - и вновь позорной! - вылазке в веселый дом Фаня. Он предпринял ее в то утро, когда Василий Софийский готовился к казни. Ершов переоделся в гражданское платье и даже заплатил одной из девок. Но, когда они прошли в ее комнату, и Ершов стал выяснять, чем занимался полицмейстер, девица подняла крик - и визитера буквально вытолкали взашей.

Стоило видеть огорченное, смущенное лицо Ершова в тот момент, когда он вел свой рассказ. Какая жалость, что все случилось в столь редкий миг, когда они не находились рядом. До чего бы хотелось на то взглянуть!

Растревоженная управа ждала заката, чтобы всеми силами отправиться на облаву.

Все дороги вели к одному порогу.

За ним в последний раз видели, как бравировал полицмейстер.

За ним скрывался, втоптав соперника в грязь, двуличный капитан Вагнер.

За ним на атласной кровати, залитой кровью, лежало тело его супруги Натальи.

За ним учитель Чувашевский получил удар по голове, а архитектор Миллер лишился правой руки.

За него вел трижды оставленный след длинного тонкого ножа.

Обо всем этом Ершов подробно напомнил при всей управе и самом Софийском, пришедшим вместе с полицейскими от вдовы.

Впрочем, околоточный, по своему обыкновению, приписал все эти домыслы помощнику полицмейстера.

Оставалось лишь соглашаться, бросая лаконичные малозначительные фразы.