Что скрывает снег

- Скоро я могу стать уродиной, а мне бы хотелось, чтобы ты запомнил меня такой, как сейчас.

- Ничего подобного не произойдет. Ты всегда останешься такой же...

***

Сбросив с души камень, Елизавета повеселела и даже принялась за уборку. Под ее руководством рабочие Романова намедни заново выбелили проходную - ту, что инженер звал гостиной, и вынесли остатки испорченной обстановки. Сегодня супруга, просматривая петербургские журналы, прикидывала, что можно заказать по весне - хотя сам Романов рассчитывал, что обновки им уже не пригодятся.

Конечно, глядя со стороны, Елизавету легче легкого было обвинить в чудовищной черствости и бездушии. Однако Романов делать этого точно не собирался. И не только от того, что ему нравились домашние перемены - хотя и то тоже верно.

Он и сам чувствовал большое облегчение с тех пор, как тело малыша нашлось - на следующий день после признания его матери. Его похоронили в готовом гробу, тихо, скоромно, практически тайком - и в тот миг инженер понял, что жгучая боль отступила.

Романов искренне горевал, когда ребенок пропал... Он почти год провел в слезах после гибели близнецов. Отчего же сейчас восстановление настало так противоестественно быстро? Инженер и впрямь превратился в нелюдя, в чем не раз упрекала жена? Таково воздействие этого порочного места?

Так или иначе, сейчас он предпочел отвлечься от этих невеселых раздумий. Радуясь прежней, такой привычной, уютной воркотне Елизаветы, инженер разложил перед собой новые бумаги и углубился в них.

Это были сметы городских учреждений - и казенных, и ряда личных. Конечно, официально Романов не имел ко всем ним отношения, но значимость его заслуг и видность фигуры в городе сделали свое дело. Раздобыть документы под предлогом добровольной помощи генерал-губернаторской канцелярии не составило особого труда.

Сложность имелась в другом: в соединении хаотичных, бессмысленных мазков в одно общее полотно. Тут следовало проявить небывалое упорство, терпение и внимание, и тщательно отсмотреть каждый след - а ведь большинство из них вовсе не вело в желаемом направлении.

Да, на личное содержание Софийского шли немалые средства - что, впрочем, вполне ожидаемо и легко им объяснимо, с учетом его-то поста.

Немало из казны утекало и на надобности порочного генеральского сына... История, подслушанная городским головой, разнеслась стремительно, и лишь за сутки облетела весь город до самых окраин. Еще совсем недавно Романов оскорбленно отмел бы ее от себя, списав на гнусные наветы злых, склочных, падших людей. Но нынче он нисколько не сомневался в правдивости слышанного рассказа.

Да, средства на Василия тратились - но вовсе не те, следы которых чаял отыскать Романов.

Нет, сегодня цифры не намеревались раскрывать инженеру свои секреты. За битых три часа ничего особенного в казенных бумагах отыскать так и не удалось. Подумаешь, деньги для женской гимназии пошли на обстановку в доме ее начальницы, а сборы благотворительной лотереи разошлись по карманам чиновников городской управы. Эка невидаль.

Нет, такие мелочи, хоть им и не имелось числа, инженера сейчас вовсе не заботили. Его волновала куда большая сумма.

В одной из толстых кип с выписками о делах купцов, ремесленников и прочих частных занятиях, инженеру попалась скромная неподшитая выписка. Она, датированная 1902 годом, конечно, утратила для писцов всякую важность. Но зато она говорила - и притом очень громко.

Пожелтевшая бумажка рассказывала о состоянии дел в тех заведениях, которых, следуя городским уложениям, не должно существовать и вовсе. Доходы они в казну, конечно же, не вносили, однако кто-то неизвестный - Романов не мог признать почерк - потрудился придирчиво зафиксировать связанные с ними траты да прибыли.

Кто-то, судя по обстоятельному указанию на первоначальные суммы, помог заведениям открыться, и с тех пор получал с того хорошую мзду.

Никакого мифического Фаня, на которого записывались дома, не существовало в природе. Китайца создали лишь на бумаге, на деле же за ним скрывался некто совершенно иной.

И он имел доступ к генеральской канцелярии.

Однозначно - не купец.

Следовало проявить большую изобретательность и во чтобы то ни стало выяснить имя этого человека. Цифры вели к тому, что именно он и стал сообщником капитана Вагнера.

Нынче, утвердившись в ряде своих прежних подозрений, Романов мог поклясться, что тот неизвестный - сам генерал-губернатор Софийский. Конечно, он действовал не напрямую, а через кого-то из своих ручных кукол - но сути это вовсе не меняло.

Да, работа предстояла в крайней степени кропотливая и долгая, но Романова она вовсе не страшила и прежде, и уж, тем более, теперь, когда у него имелся план.

Он узнает обо всем, что здесь происходило, и поведает о том самому государю.

Именно он, Романов, станет тем самым карающим мечом, что разом отсечет все головы многоликой порочной гидре.

XVI. Книжная пыль