Что скрывает Эдем

Когда мы выскочили на улицу, то рванули вперед на такой скорости, будто от этого зависела наша жизнь. Я не знала, что будет, если нас с Шоном поймают. Подозревала, что дело ограничится штрафом и предупреждением, но проверять не желала. Сердце бешено колотилось в груди, щеки пылали, дыхание сбилось. Но остановиться я не могла и бежала вперед, мысленно костеря на чем свет стоит дурацкие каблуки.

Мы миновали заброшенную стройку, пронеслись над канавой по дорожке из гнилых досок. Мои туфли застряли в щели, и я чудом сумела выдернуть ногу.

– Все нормально? – прошептал Шон, окинув меня взволнованным взглядом.

– Да, – отрывисто ответила я, и мы полетели дальше.

Нырнули в дыру в заборе и затерялись где-то в гетто. Остановились только тогда, когда шум колес и крики стражей исчезли. Огляделись. Кругом царил полумрак и тишина. Фонари были разбиты, и в тусклом лунном свете были видны граффити на бетонных стенах. Я привалилась плечом к стене, запыхавшись.

Шон дышал гораздо ровнее. Его натренированный организм, казалось, такую пробежку за нагрузку и не считал. Он невозмутимо полез в карман брюк за мобильником, чтобы подсветить нам дорогу и минуту спустя, уже шагом, мы стали искать место, где был припаркован его карлет.

– И часто ты ходишь на подобные мероприятия?

– Бывает.

– А на арену выходишь?

Шон повернул голову в мою сторону, и я не столько увидела, сколько ощутила знакомую лукавую улыбку. Он снова отвернулся, так ничего и не сказав.

– Но зачем?

– Это здорово прочищает сознание.

Я покусала губу, обдумывая странный ответ. А потом вспомнила его реакцию во время боя и тихо спросила:

– Тебя возбуждает насилие?

Шон усмехнулся.

– Нет. Меня возбуждаешь ты.

С этими словами он резко схватил меня за руку и, развернув, прижал спиной к металлической сетке. Я не успела опомниться, как его губы жадно накрыли мои.

Либидо и мортидо. Жизнь и смерть. Близость конца невольно вызывает мысли о начале. Близость смерти вызывает острое желание жить.

На адреналине мы целовались так, будто нам оставалось существовать считаные секунды. Пальцами левой руки я цеплялась за мозаичную сетку, в то время как правой сминала волосы Шона. Его горячие ладони блуждали по моему телу, оглаживая талию, бедра и медленно поднимая подол длинного платья. В голове был дурман… Хриплые рваные вздохи, шелест ткани плаща, дребезжание сетки и быстрое биение наших сердец… Шон перехватил мои запястья, поднял их вверх и с силой вдавил в холодный металл. Кажется, я изогнулась, застонала. И снова глубокий, затяжной поцелуй…

От которого нас безжалостно оторвали звуки мигалок. Шон резко отстранился. Бросил быстрый взгляд в сторону приближавшихся к нам машин.

– Замри, – тихо сказал он и принялся что-то почти беззвучно шептать.

Стражи порядка, проезжая мимо, посмотрели сквозь полуопущенное стекло служебного карлета прямо на нас… но ничего не заметили. Шон накрыл нас иллюзией. Не сдержалась и прыснула, когда желтоватые огни фар замаячили уже вдалеке. Но тут же прижала ладонь ко рту – мало ли, вдруг кто услышит. Шон затрясся от смеха рядом, но ни звука не проронил.

– Давай выбираться отсюда, Мандариновая девочка, – прошептал он на ухо, когда мы снова остались одни. – С тобой я забываю о безопасности. Можно попасться.

Немного поплутав, мы нашли карлет Шона. Аргументируя тем, что мы с ним как-никак уважаемые жители Либрума, он снова повез меня ужинать в «Муша’с». В небе включил автопилот. Сбросил куртку и худи, переоделся в черную шелковую рубашку, застегнул бриллиантовые запонки – и снова стал уважаемым членом общества.

Я последовала его примеру и избавилась от плаща. Как легко, оказывается, под покровом темноты обрести добропорядочность.

– Эти писатели… – обратилась я к Шону, потягивая вино, когда мы уже сидели за столиком в клубе. – Они оба выбрались с арены чуть живыми. Не понимаю, почему их раньше никто не остановил?

– Потому что правилами выступлений умирать не запрещено, – хладнокровно ответил Шон, с наслаждением сделав затяжку. – Как и сдаваться. Каждый из бойцов сам решает, когда остановиться.

Я поджала губы и покачала головой.

– Не представляю, зачем люди участвуют в таких диких игрищах!

– Кто-то ради того, чтобы выпустить пар. Кто-то хочет испытать себя и покрасоваться перед публикой. А для кого-то эти бои – единственный способ заработать денег и не опуститься на самое дно. Жизнь в Эдеме сулит немало удовольствий. Но за все приходится платить. Рано или поздно.

– Все равно это ужасно. Не сами бои, а одержимость участников. В жизни бы не стала так рисковать.

Шон медленно затушил сигару. Положил локти на стол и, наклонившись ко мне, заглянул прямо в глаза.

– Уверен, что стала бы, если бы обстоятельства заставили, а у тебя имелся бы шанс победить. Человек, доведенный до крайней степени отчаяния, способен на все. А ты, моя Мандариновая девочка, просто себя не знаешь.

Я усмехнулась.

– Хочешь сказать, что ты меня знаешь лучше?

– Со стороны всегда виднее. А в людях я ошибаюсь редко.

Я сделала еще глоток вина и покачала головой, мол, неубедительно.

Шон задумался и, лукаво прищурившись, тихо спросил: