Что происходит в тишине

— Так точно, товарищ старший сержант. Правая петля крышки люка подпилена. Следы подпилки свежие. Вот даже опилки видны. — Он потер что-то между пальцами, понюхал и добавил: — Олифой пахнет. Ножовкой, видно, кто-то орудовал и олифой ее смазывал, чтобы закалка стали не отпускалась от трения… Я ведь слесарем до армии работал, знаю эти вещи.

«Странно, — подумал Нечаев, — кому это могла вдруг понадобиться крышка люка? Подбитые танки начали уже свозить на трофейные склады. Возят их туда целиком. Зачем же нужно было отпиливать крышку?»

Выходило, что интересовался ею кто-то из людей посторонних, и это насторожило Нечаева.

Три буквы

Темой сегодняшних занятий была «техника наблюдения за полем боя». Но прежде чем расположить свое отделение в специально отрытых окопчиках, с тем чтобы проверить глаз разведчиков на движущихся макетах, Нечаев обратил их внимание на пустую консервную банку, валявшуюся в зарослях ельника.

— Поднимите-ка эту штуку, — приказал он Ефетову.

Разведчик проворно выполнил его приказание.

— Так-с! — Старший сержант внимательно рассматривал банку. — Что вы можете сказать о ней, товарищ Ефетов? Давно ли она валяется здесь?

Ефетов бросил беглый взгляд на ржавую жесть и уверенно кивнул:

— Давно, товарищ старший сержант, Если даже в сухую погоду заржаветь успела, значит не первый день лежит здесь.

— Так ли? — усомнился Нечаев, хитро прищурясь. — А вы как думаете, Казарин?

Ефрейтор ответил:

— По-моему, банка недолго здесь пролежала. Ржавчина-то лишь наружную часть ее покрыла, внутри ни одного пятнышка нет. Выходит, что вскрыли ее недавно.

И этот ответ не удовлетворил старшего сержанта.

— А разве не могла вскрытая банка долго пролежать и не заржаветь? — снова спросил он.

— Могла, — согласился Казарин.

— Что же требовалось для этого?

— Нужно, чтобы в ней были жирные мясные консервы.

— Теперь подведем итог, — предложил старший сержант и вопросительно посмотрел на ефрейтора.

— Итог такой будет, — Казарин помедлил: — Либо консервы были мясные — тогда банка могла пролежать тут долго и не заржаветь, либо рыбные, тогда банка лежит здесь недолго, так как рыбные консервы почти все с томатом или соусом, от которых жесть моментально ржавеет. На прованском же масле бывают только шпроты да сардины, а они в разнарядке армейского сухого пайка не числятся.

— Что же гадать — вы понюхайте, — предложил старший сержант.

Казарин взял банку у Ефетова, деловито поднес ее к носу и несколько раз с шумом втянул в себя воздух.

— Определенно рыбные консервы в ней были, — доложил он, — и их не раньше как утром сегодня кто-то опорожнил. Запах совсем еще свежий.

— И это все? — спросил Нечаев, в свою очередь понюхав консервную банку.

— Нет, не все. Консервы в этой банке были не армейские.

— А какие же?

— Гражданские, — убежденно заявил Казарин. — Кильки ведь, как известно, не подходят для сухого армейского пайка, так что определенно лакомился ими не военный человек — не солдат во всяком случае. А офицеру тоже нет нужды закусывать в такую раннюю пору здесь под кустиком.

Нечаев улыбнулся, сказал одобрительно:

— Правильный анализ дали вы этой посудине, товарищ Казарин. Учитесь у него тонко мыслить, Ефетов.

Так умел старший сержант Нечаев случайную консервную банку, спичечный коробок или окурок папиросы обратить в наглядное пособие и учить на нем своих разведчиков аналитическому мышлению.

Возвращаясь с полигона и проходя мимо подбитого немецкого танка, Нечаев снова остановил свое отделение.

— А ну, товарищ Ефетов, — сказал он, — обследуйте-ка еще раз «труп» этого «королевского тигра». Не нравится мне что-то его подпиленная крышка.

Вслед за Ефетовым и сам Нечаев взобрался на танк. Вдвоем они легко подняли крышку и сразу же заметили, что теперь и вторая петля ее была слегка подпилена.

— Так-с, так-с, — пробормотал старший сержант, — выходит, что и второй петлей кто-то занялся. Как, по-вашему, Ефетов, с добрыми ли намерениями это делается?

— Трудно сказать, товарищ старший сержант…

— Вовсе не трудно, — перебил его Нечаев. Нагнувшись, он поднял небольшой обломок стальной пластинки и протянул ее Ефетову: — Что это, по-вашему?

— Обломок полотна ножовки! — удивленно воскликнул Ефетов. — В прошлый раз его тут не было. Я ведь с этого места опилки сгребал.

— Вот и получается, — заключил Нечаев, — что первую петлю отпиливал кто-то спокойно, не поломав ножовки, а вторую только начал — сломал ножовку. Выходит, что торопился. Не нравится мне это.

Всю дорогу до части подпиленная крышка люка не выходила у старшего сержанта из головы. Раза два он вынимал из кармана обломок ножовки и внимательно рассматривал его. На ножовке, видимо, было написано название завода, но на обломке остались только три буквы. Их сочетание показалось старшему сержанту необычным.

— Товарищ Казарин, — обратился он к ефрейтору, — вы у нас немецким свободно владеете. Не сообразите ли, что это за слово тут было написано?

И он протянул разведчику обломок полотна ножовки, на котором стояли три буквы — ТНЕ…

Казарин посмотрел на них, наморщил лоб, почесал затылок и, наконец, ответил: