Никто доподлинно не знал, как проходили годы Йейтса в море. Шепотом рассказывались истории о потопленных кораблях, пиратах и кинжалах, окрашенных кровью и злодеев, и невинных жертв. Все, что можно было утверждать с уверенностью: рискованно начав морскую карьеру зеленым юнгой, Рассел дорос до капитана каперского судна, наводившего ужас на корабли британских врагов от Испанского Мэйна до Ост-Индии. К тому времени, когда беглец вернулся на свое место в лондонском обществе, он сделался богатым человеком.
Бывший капер приобрел особняк в Мейфэре и немедленно принялся шокировать наиболее ханжеских представителей высшего света. Широкоплечий, бронзовый от загара, с чересчур длинными темными волосами и посверкивающей золотом пиратской серьгой в левом ухе, он разгуливал в лондонском обществе, словно холеный тигр, рыскающий по саду. Поддерживая мускулистое тело в форме регулярными упражнениями в боксерском клубе Джексона и фехтовальном зале Анджело, Йейтс излучал неприкрытую мощь и агрессивное мужское начало, что было редкостью среди изящных, утонченных высокородных джентльменов. Блюстители приличий всегда посматривали на Йейтса косо, но хозяйки наиболее популярных лондонских салонов его обожали. Этот благородного происхождения господин был восхитительно своеобразным, бесконечно остроумным – и очень, очень богатым.
И все же иногда Девлин задавался вопросом, что привело Йейтса после стольких лет обратно в Лондон. В этом человеке таилась какая-то неугомонность, бесшабашность, порожденная тоской и отчаянием, которую Сен-Сир и узнавал, и понимал. Себастьян не мог разобраться, что побуждало бывшего капера рисковать всем ради преходящих, бессмысленных острых ощущений от перевозки контрабандного рома и одного-двух французских шпионов под носом у королевского военно-морского флота – скука или стремление к самоуничтожению. Но какими бы ни были причины участия в контрабанде и шпионаже, на самом деле наиболее рискованные проступки Йейтс совершал в спальне. Ведь правда состояла в том, что самый видный, самый мужественный светский лев Лондона предпочитал предаваться плотским утехам с представителями своего собственного пола.
Подобные наклонности были куда опасней контрабанды, поскольку расценивались обществом и законом как преступление, равное государственной измене. Даже в эпоху всевозможных излишеств и порока влечение к себе подобным оставалось в высшей степени непростительным грехом, наказуемым позорной смертью.
Именно из-за страха такой смерти, страха, усиливаемого враждебностью могущественного лорда Джарвиса, Йейтс и пошел на фиктивный брак с самой красивой, самой желанной, самой популярной актрисой лондонской сцены – Кэт Болейн, женщиной, которую Себастьян любил и которую потерял.
Тюремная камера была тесной и промозгло-холодной, в воздухе стоял вездесущий дух зловонных миазмов и гнили. Сквозь небольшое зарешеченное окно из запруженного людьми двора доносился громкие выкрики и смех, но сам Йейтс молчаливо сидел на краю узкой койки, опершись локтями на расставленные колени и обхватив руками опущенную голову. Надзиратель, гремя ключами, открыл массивную дверь, однако узник не поднял глаз.
– Когда я понадоблюсь, ваше благородие, просто постучите, – шмыгнув носом, сказал тюремщик.
Виконт сунул ему монету:
– Спасибо.
Йейтс вскинул голову, прочесал пальцами длинные темные волосы и сцепил руки на затылке. Дневная щетина затеняла смуглые, привлекательные черты, сюртук был порван, галстук отсутствовал, на штанах и рубашке виднелись пятна крови и грязи. Бывший капер отправился в тюрьму явно не без сопротивления.
– Что, тоже пришли позлорадствовать? – хриплым голосом спросил он.
– Вообще-то, я пришел помочь.
На лице арестанта промелькнуло и тут же исчезло трудноопределимое выражение.
– Это вас Кэт попросила?..
– Я еще не видел ее, – мотнул головой Девлин и подтянул вперед единственный в камере хлипкий стул, который зловеще пошатнулся, принимая на себя вес визитера. – Расскажите мне, что случилось.
Йейтс язвительно хмыкнул:
– Вы женаты на дочери моего злейшего врага. Приведите хоть один довод, с какой стати я должен доверять вам.
– Воля ваша, – пожал плечами Себастьян и поднялся. – Хотя позволю себе заметить, так уж сложилось, что Джарвис и мой злейший враг тоже. А судя по нынешнему положению вещей, я – ваш единственный шанс.
Долгую минуту арестованный не отпускал взгляда Девлина, затем тяжело выдохнул и прикрыл рукой глаза.
– Присаживайтесь. Пожалуйста.
Виконт сел.
– Говорят, вас застали над телом Эйслера. Это правда?
– Правда. Но, клянусь Богом, старик был мертв, когда я его обнаружил. – Йейтс потер ладонями лицо: – Что вы знаете о Даниэле Эйслере?
– Абсолютно ничего.
– Он один из… или вернее сказать, он
– Получается, Эйслер продолжал торговать с Францией?