– Совсем малого, дупель! Чтоб
– И когда подъезжаешь? И когда из своего кабинета перемахиваетесь ручками?
– Именно! Подъезжаю – он мне машет, едва выскочи я из-за угла. Я у себя в кабинете, – он уже снизу – (райком был на бугорке) – мне угодливо машет наверх. Нельзя ли, чтоб Ленин вращался?
– Нельзя.
– Вот так всегда! Вечный дубизм! О чём я ни попроси тебя… Нельзя и нельзя! Архирешительно нельзя!! Сотрись с экрана! Говорить нам больше не об чём.
Побежал по району смешок. И что это такой странный вождюк прикопался у рейхстага? Ко всем идущим в рейхстаг демонстративно стоит спиной!
Особенно это дёргало жалобщиков. Мол, и в рейхстаге нам правда не светит, раз сам Ленин уже на подходе повернулся к нам нижним бюстом и радостно машет ручкой рейхстагу. Понимай так: что рейхстаг ни делай, всё правильно!
Обком приказал Горбылёву за одни сутки развернуть Ленина лицом к идущим в райком.
И как только Ленин встал спиной к райкому, Пендюрин в отместку решил выпереть из своих замов Горбылёва. Но и это его не успокоило. Смертная скука сжала его. Он увидел, что люди, шедшие, наверное, со своими бедами в райком, уже не все подходили потом к райкомовской двери.
Они пристывали у Ленина и жаловались ему.
Ревность подпекала Пендюрина.
Однажды он налился с горочкой до полного одухотворения и, открыв своё окно, стал, как селёдка с глазами камбалы, слушать, что несли гнилушанские ходоки.
– Владимир Ильич! Что нам делать? Жрать нечего – одна солома осталась!
– А вы ешьте солому.
– Так мы же так мычать начнём!
– Ну почему же? Я вот по утрам липовый медок кушаю, а не жужжу.
– Владимир Ильич, я колхозник. Приехал в райцентр купить пару сапог, а денег не хватает. Вот до чего мы дошли! У вас голая голова, а у меня – ноги…
Другой крестьянин жаловался, что нечем в его колхозе коров кормить.
– А вы, батенька, – отвечал Ленин, – скрестите корову с медведем. Чтоб гибрид получился. Доится, как корова, а зимой сосёт лапу, как медведь.
На грязной лошади верхом подлетел секретарь колхозной парторганизации:
– Владимир Ильич! У нас хорошо развито соцсоревнование. Хоть и говорят, что оно похоже на соревнование социалистической системы с нервной, а мы, встав на трудовую вахту в честь Октября, рапортуем вам о своих больших успехах. Недавно на повестке колхозного собрания у нас было два вопроса: строительство сарая и строительство коммунизма. Ввиду отсутствия досок сразу перешли ко второму вопросу. Правда, у нас ещё попадаются недалёкие товарищи и не верят, что мы построим коммунизм. Так как их мне убедить?
– Кулаком! Кулаком!
Прискакал и председатель колхоза «Ветхий ленинский завет» Суховерхов:
– Владимир Ильич! Мы уже одной ногой находимся с вами в коммунизме. Но другой мы пока ещё в социализме. И долго мы так враскорячку стоять будем?
– А вы не стойте на месте! Работать, работать и ещё раз работать!
Из толпы ходоков выдвинулся вперёд мужик с жалобой на произвол ВЧК.
– А вы к Дзержинскому обращались? – спросил Ленин.
– Обращался. И он послал меня на хрен.
– Кристальной души человек этот Феликс Эдмундович! – воскликнул Ленин. – Другой на его месте к стенке бы поставил.
Среди ходоков затесался и один еврей со своей бедой.
Еврей в российской глубинке – эта такая диковинка.
Так вот эту диковинку милиционер и не подпустил к Ленину.
Накричал:
– Вы в своём уме? Вы что, не знаете, что Ленин давно умер?
– У вас всегда так. Если вам нужно, так он вечно жив, а если нужно бедному еврею, так он давно умер.
И тут пошли звонки.
– Владимир Ильич! Участники кронштадтского мятежа арестованы. Что с ними делать?
– Гасстгелять! Но перед гасстгелом напоить чаем. И непгеменно горячим!
Новый звонок. Дзержинский:
– Владимир Ильич! Когда расстреливать – до обеда или после обеда?
– Пгенепгеменно до обеда! А обеды отдать детям. Дети рабочих голодают!
Позвонила и секретарь.
– Владимир Ильич, вам посылка из Красного Креста.
– Детям! Отдайте всё детям!
– Там презервативы.
– Оставьте двадцать штук Дзержинскому, а остальное проколоть и меньшевикам.
Дозвонился и министр сельского хозяйства.
– Товарищ Ленин! Мне после смещения предложили возглавить онкологический центр. Но я же в этом ничего не понимаю!
– Но вы же руководили сельским хозяйством – и хлеба не стало. Займётесь онкологией – может быть, рака не станет!
В сторонке, справа, у клуба, построенного на месте снесённой коммунистами церкви, местный шансонье ублажал под гитару абсолютный слух Ильича: