Что побудило к убийству?

Больше я ничего не мог от нее добиться и подумал — не было ли каких отношений между Пыльневым и этой госпожой?

VI

Лица, привлеченные к делу об убийстве жены штаб-ротмистра Пыльнева, на предложенные им мною вопросы, между прочим, показали следующее.

Коллежский асессор Зарубин:

— Я с покойницей знаком с пятнадцатилетнего ее возраста и стоял прежде вместе на квартире; на глазах моих она вышла замуж, после чего уехала из Петербурга. Семейная жизнь ее, по моим соображениям и рассказам родственницы ее, Ластовой, была очень несчастна, в чем виновником был ее муж. Расставшись с ним, на пятом году супружества, Пыльнева прибыла в Петербург, в болезненном состоянии, и дала мне знать о себе чрез студента-технолога[61] Гарницкого, в сопровождении которого она приехала. Оба мы приняли в ее положении участие, и я послал к ее мужу письмо о высылке ей документа, что он и исполнил чрез госпожу Ластову. Выздоровев, Пыльнева стала заниматься акушерством. Средства ее были незначительны, и она часто нуждалась в деньгах; я и Гарницкий помогали ей. Сначала я бывал у нее довольно часто, но потом реже — уроки отвлекали меня. Но это была женщина хорошая и честная.

— Не высказывала ли она вам каких-нибудь странных идей об отношениях мужчины к женщине? — спросил я его, вспоминая слова Ластовой.

— Не высказывала. Разумеется, как женщина, бросившая своего мужа, она старалась себя оправдать и, быть может, заходила слишком далеко в своих суждениях, но это было у нее только на словах. Если посещала она некоторые увеселительные заведения, то делала это не для своего собственного удовольствия, а уступая просьбам Гарницкого, которого, кажется, любила. Они были в связи между собою. Гарницкий сожалел о своей домашней обстановке (он живет у отца и матери, вместе со своими братьями и сестрами), мешавшей ему квартировать с Пыльневой вместе, и собирался ехать с нею, по окончании курса, в провинцию… За день пред происшествием, — продолжал Зарубин, — именно восемнадцатого ноября, я был у Пыльневой, застал ее веселою и привез ей два билета, для нее и для Гарницкого, в кресла Александринского театра, на злосчастное двадцатое ноября, когда игралась новая пьеса одного из лучших наших драматургов. Сам я быть не мог, по случаю дежурства в это число в пансионе.

— Припомните, пожалуйста, все мельчайшие подробности, случившиеся с вами в тот день, — попросил я Зарубина.

— Извольте. Я вышел из дома двадцатого ноября утром и встретил Гарницкого часов в одиннадцать на Садовой улице, где я шлялся бесцельно. Гарницкий шел ко мне, зная, что утро у меня свободно. С ним мы дошли до Екатерингофского проспекта и повернули по нему к Вознесенскому, чтоб зайти ко мне — я живу в Большой Подьяческой, — но на пути мы зашли поболтать в знакомый мне «американский магазин» кожевенных изделий, Гофмана, у которого и купили себе по ремню, из числа привезенных на днях из-за границы.

— У вас цел этот ремень?

— Да, он и теперь на мне.

Зарубин показал его, он совершенно был схож с ремнем, которым Пыльнева была задушена. Я попросил Зарубина продолжать.

— Из магазина мы отправились обедать, но не ко мне, а к Гарницкому, по его просьбе, а после обеда, вздремнув немного в его кабинете, мы вместе вышли от него и за воротами расстались, взяв двух извозчиков: он поехал к Пыльневой, чтоб проводить ее в театр, а я, так как уже был шестой час вечера, — в пансион, на дежурство, где безотлучно пробыл целые сутки, до шести часов вечера двадцать первого ноября. Из пансиона в квартиру пошел пешком. Дома хозяйка передавала мне о двукратном приезде Ластовой, но о самом происшествии я узнал от Гарницкого, приехавшего ко мне поделиться своим горем в девять часов вечера. Подозрений в убийстве Пыльневой, — сказал в конце своих показаний Зарубин, — на Гарницкого или на кого-нибудь из знакомых — я не имею и о цели его не догадываюсь…

Ссылка Зарубина, фактически подтвержденная, на дежурство свое и неотлучку, в ночь совершения убийства, из пансиона юридически снимала с него подозрения, а потому я предложил ему вопрос как лицу постороннему:

— А если б вы узнали, что Пыльнев в это время находился в Петербурге, и случайно повстречали его в ночь двадцать первого ноября вблизи квартиры жены?

— Я бы заподозрил его, — отвечал Зарубин. — Во-первых, он самолюбив и питает против жены неприязнь; во-вторых, мне известен его вспыльчивый и бешеный характер.

— Странно только, — заметил я, — как люди, близкие к умершей и хорошо знавшие Пыльнева, допустили ее с ним замужество?

— Да! — проговорил Зарубин, покраснев. — Это была непростительная ошибка! Ужасно скверно сложились обстоятельства, а далее, на несчастье, не сбылся мой план — ехать в провинцию.