Читаем chto_neobhodimo_znat_o_mihaile_bulgakove полностью

Богословская тематика Булгакову была неинтересна. Советские «тоже богословы» любят писать трактаты о нумерологии «Мастера и Маргариты», гностицизме автора и даже сатанизме (не шутите!), но Булгаков как автор евангельских и дьявольских персонажей похож на Васисуалия Лоханкина. Кроме Библии и «Фауста» Гёте, Булгаков пролистал пару книг о демонологии (полный аналог современной литературы об НЛО), а также, увы, воспользовался десятком статей из знциклопедии Брокгауза и Эфрона. Никакому писателю больше для его произведения и не надо. Если это тугодум, тогда и нечего «книжки писать». Писатель, подобно актёру, должен всё схватывать на лету. Посредственный писатель схватывает посредственно. Талантливый — точно. Булгаков схватывал гениально.

Но его гений крайне далек от туманного германского романтизма. Следует понимать, что вкладывал Михаил Афанасьевич в понятие «мистицизм». Советские пропагандисты называли его

06.08.2018 Дмитрий Галковский

в ТАКОМ положении ещё обвинял ЕГО в мистицизме, то это ситуация, когда слаб язык. В таких случаях изъясняются жестами и междометиями. Крутят пальцем у виска и говорят «ку-ку».

Вот он, «сатанизьм»!

Всякого рода спиритические сеансы, предсказания, мистические совпадения воспринимались Булгаковым в реальной жизни как цирк. В творчестве это была клавиатура культурного мифа, который он усвоил с детства. Что использовалось для художественного воздействия на читателя.

«Мастер и Маргарита» с точки зрения русской литературной традиции вещь вполне стандартная — библейские сюжеты есть у Лескова, Андреева, Мережковского и т. д. Как и в случае Булгакова, все они малоинтересны — за неинтересностью (литературной) самой темы. Находка Булгакова — стертый, но многозначительный сюжет является ОБОЗНАЧЕНИЕМ гениальной книги, которую написал Мастер, и которая творчески преобразила его жизнь.

Вспомните четвертую главу «Дара» Набокова, выброшенную из книги эмигрантской цензурой неуспешных татарских интеллигентов, которые «тоже писатели». Без неё «Дар» лишен внутреннего света. Хотя внешне — это вставная повесть о Чернышевском, не имеющая непосредственного отношения к сюжету. Непосредственное отношение, тем не менее есть. Герой «Дара» как автор биографии Чернышевского обладает другой степенью понимания вещей и культурной свободой, недоступной среде, в которой он (а равно и сам автор «Дара») живёт.

Вечный памятник русской литературной критике.

Без библейских глав «Мастера и Маргариты» (самих по себе, в отличие от четвертой главы «Дара», к тому же неинтересных), тем не менее, так же погаснет внутренний свет этой книги, превращающий ЕЁ в великое произведение.

Что касается дьяволиады булгаковского романа, то опять же ещё большую традиционность этой книги мы можем видеть при сопоставлении с творчеством Андрея Белого. Практически все сцены романа имеют аналоги в произведениях Белого — в «Петербурге», «Московском чудаке» и т. д. При этом, конечно, трактовка Булгакова вполне своеобычна, и с т.з. писательской сильнее. И это с учётом того, что сам Белый писатель прекрасный (в отличие, например, от украинского графомана Мережковского).

Главное отличие Булгакова от Белого в том, что Белый — поэт, и его проза тоже поэтическая и расплывчатая. Сюжет туманен и может быть чёток только как стилистическая частность. То есть Белый может ИЗОБРАЗИТЬ четкость повествования, иногда с шизофреническим утрированием. Булгаков же это великий прозаик, у него есть поразительная словесная логика и воля (воление). В конечном счете, это же врач по специальности, а роман дописывался автором в период смертельной болезни.

Ряд современных пигмеев от литературоведения осмеливается утверждать что «Мастер и Маргарита» книга слабая и даже пошлая. Это книга гениальная. Но даже если бы это была графомания, всё равно это великий человеческий документ. Потому что автор писал свой текст на пороге смерти и основная тема «Мастера и Маргарита» именно грань между жизнью и смертью.

Почему людям удается самоубиться путём повешения? Ведь у вешающегося свободны руки, а нечеловеческая боль должна заставить вцепиться в петлю и её разжать. Но этого не происходит никогда. Даже если человек хочет кого-то попугать и специально делает тугой узел, веревка сразу пережимает артерии и нервы, руки повисают как плети. Это первое что происходит с висельником. Спасения от петли нет.

Когда человек знает, что скоро умрёт, ему обычно хватает духа максимум на составления завещания. Все его дела, увлечения, обязательства превращается в ничто. Глаза застилает ужас смерти. Воля парализуется.

Булгаков в ЭТОМ состоянии упрямо работал над романом. Известная трагикомическая сцена посещения буфетчиком Соковым профессора медицины в попытке вылечить предсказанный Воландом рак была написана за два месяца до смерти и после того, как сам Булгаков получил смертельный диагноз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология