Всё это продолжение ухода, отгораживания от секса по имени эрос. Чёткая тенденция: не навстречу пиздам, а от них.
А ведь вполне можно ждать, всем давая. И любить, всем давая, можно. А то получается: либо ждёшь, либо ебёшься. Бродский следует нравственности, вынуждающей женщину голодать, и тем гарантировать её желание-ожидание. Будто у неё желание может исчерпаться…
Мужской метод обеспечения преимущества своему семени, именующийся нравственным.
Открытые бёдра появляются не в любви, а лишь подсмотрены в танце:
И получается, что не столько голые бёдра интересны, сколько платье, представившееся в виде парашюта. Прочь от бёдер!
А где же вагина да анус? Неужто они менее неизбежны в сновидении, чем колечки ворса? Впрочем, во сне видишь то, чем любовался наяву.
Детский страх перед онанизмом преобразуется в устрашающий суффикс. Нет, чтобы сказать с умилением – онанишки или онанята или хотя бы нейтрально: онаниствующие.
Перманентное и межконтинентальное отсутствие обильных и доступных пизд.
Шутки шутками, а тема не отпускает. Ещё и очки стал носить из-за того же. И на ладонях волосы выросли. А в итоге умер уж точно из-за дрочки. И нет в этом никакого кощунства. Уж лучше умереть от разрыва сердца при оргазме, полученном от онанизма ли, от женщины ли, чем без всякой конкретной причины. Почему-то умереть от физического напряжения при беге считается более достойным, чем при ебле или онанизме. Тогда как в действительности всё наоборот, подобно большинству утверждений нравственности.
Умершая любвница, которая вне памяти, а помнятся лишь вещи, бывшие вокруг любовницы. Как должно быть лестно этим вещам. Так и представляешь – ебёт «подросток» эту любовницу, а глаза блуждают по штукатурке, руки хватаются за байковое одеяло, глаз не отвести от лебедей на стене, шуткуется, что из блядей сделали лебедей… Где уж тут запомнить тело любовницы и даже её лицо.
Тепло, тем более от изверженья, то есть семя, может сохраниться только другим теплом – теплом тела, в которое изверженье произошло. Небытие же пожирает тепло бесследно. Неужели пренебрежение этой азбучной истиной делается во имя одержимости и чуть ли не влюблённости Бродского в небытие? Но, быть может, он оживляет небытие своим гением и тем самым наделяет его теплом, которое обучается благодаря его поэзии сохранять тепло от изверженья? Поэзия, бля.
Стоп – семя можно в пробирке заморозить, а потом разморозить и оплодотворить им бабёшку. Небытие – оно морозное, так что, может быть, опять Бродский прав через свою поэзию.
Получается, что любви на той простыне было не так уж и много, а всё больше спаньё да ворочанье на ней, что произвело вмятины и прочее. Опять любви не хватает, как всегда.
Вот оно, отсутствие трусов, которое ранее выражалось в неполноте перечня женской нижней одежды (см. 1:451, 452; 2:93, 97).