Что изволите?

– Ну и что? Ему госцена – двадцать восемь советских рублей. Столько же стоили солдатские сапоги! Вот и дед мне тот говорил: «Знаешь, твой отец мне сразу сказал, что несправедливо будет офицера сажать. Не за что! Это только теперь, после войны, к оружию такое настороженное внимание, а в дни нашей молодости, на фронте, сам помнишь, каждый должен был оружие иметь. И не тряслись мы над ним, как теперь! Так что же изменилось? Пистолет – он и остался пистолетом, красивым куском металла! Отвечать в полной мере должен не наш офицер, а тот, кто украл у него пистолет! Да тот, кто с помощью оружия преступление ещё совершит! А офицер преступления не совершал и не помышлял его совершать! Думаю, что именно так и будет справедливо! Давай отстоим офицера! Не потому, что он нам чем-то дороже остальных, а поскольку это будет по-человечески, будет справедливо!»

– Логика завидная! – поддержала Светлана.

– Да, красиво сформулировано! Мне бы так научиться! Но я продолжаю рассказ от имени того деда. Он мне говорит: «Стали мы свою линию гнуть! Несправедливо, мол! Не было умысла! Не преступление это, а проступок, за который следует, конечно, наказать, но лишь дисциплинарно! В крайнем случае, дать небольшой условный срок». Председатель суда уперся! Мол, есть статья уголовного кодекса, в которой наказание определено в виде лишения свободы до восьми лет! Суд обязан руководствоваться статьей уголовного кодекса, а не выдумывать нечто своё! Но и мы с твоим отцом не отступили – требовали человеческой справедливости при рассмотрении этого дела, ведь решалась судьба не преступника, а хорошего человека. Надо сказать, обсуждение проходило тайно, отдельно от тех, кто присутствовал в общем зале суда. Все члены суда заседали в специальной совещательной комнате, откуда никто из судей не имел права выходить до принятия решения. И туда никто не имел права заходить, хотя бы для того, чтобы принести нам какой-либо еды. И телефона в совещательной комнате не полагалось! Полная блокада! Просидели мы тогда безвылазно много часов. Измучились, проголодались, охрипли, но к единому мнению всё равно не пришли. Формально перевес голосов оказался на нашей стороне, но председатель не мог даже помыслить, чтобы его мнение не совпало с окончательным приговором. Потому он давил на нас своим опытом, убеждая, будто наш мягкий приговор в вышестоящем суде, как полагалось делать, в таком виде не утвердят. Мы же снова призывали его попробовать, предлагали учесть положительные характеристики обвиняемого, все смягчающие обстоятельства, отсутствие злого умысла и прочее. Судья опять твердил своё – не утвердят! Есть уголовный кодекс! Мы тоже начинали всё заново. Так повторялось много раз!

– Прямо заинтриговал! – созналась Светлана. – Неужели они так и умерли в той комнате, не договорившись?

– От кого тогда бы я это узнал? Договорились они! Но просидели в совещательной комнате более двенадцати часов! И всё-таки постановили приговорить подсудимого к двум годам лишения свободы, но условно! Условно! Это стало победой справедливости над несправедливостью. Дед мне тогда говорил, что они, выйдя из совещательной комнаты, неожиданно обнаружили в зале заседаний всех-всех заинтересованных лиц. Даже измученные ожиданием люди оказались небезразличными к судьбе человека, случайно попавшего в беду. Все ждали приговора. Когда председатель суда его огласил, весь зал от неожиданности, одобрения и облегчения непроизвольно ахнул, а подсудимый даже заплакал. Он меньше всего надеялся на исход, который давал ему возможность продолжить свою жизнь среди близких людей, в нормальной обстановке, а не за колючей проволокой.

– Очень интересно, но к чему ты мне столь душещипательную историю поведал? – с иронией произнесла Светлана.

– Во-первых, позже тот слишком мягкий якобы приговор без всяких осложнений утвердили в вышестоящем суде! Во-вторых, как ты этого не понимаешь, это же был триумф справедливости! И состоялся он лишь потому, что два обычных человека не изменили своим представлениям о справедливости и настояли на них, независимо от внешнего и весьма значительного на них давления. Этих двух народных заседателей уже никак не назовешь людьми, типа «что изволите». Они оказались настоящими достойными людьми! И я счастлив, что одним из них стал мой отец! И очень надеюсь, что его воспитание не худшим образом отразилось и на мне!

– Это я подтверждаю! Ты всегда был первым претендентом, чтобы расшибить себе лоб в чужой драке! – опять поддела мужа Светлана.

– Напрасно ты так! Справедливость – она же, как и правда, у всех своя. Для одного справедливость состоит в том, чтобы именно ему кусок побольше вырвать, а для других – в том, чтобы вокруг не было обиженных, не было обделенных, униженных… И на этом пути случаются очень нетривиальные противоречия! Возьми, к примеру, машинистов паровозов во время войны. Знаешь, сколько поездов партизаны пустили под откос? Тысячи! Но каждый из поездов вёл не немец, а наш соотечественник! Немцы любили рыбку чужими руками съесть!

– Они что же, руками ели? – засмеялась Светлана.