Корделия приближается. «Вы узнаете меня, государь?» – «Я знаю, ты дух», – отвечает старик с божественной прозорливостью заблуждения. И с этого момента начинается восхитительное кормление грудью. Корделия принимается питать эту старую отчаявшуюся душу, которая умирала от истощения среди ненависти. Корделия питает Лира любовью, и возвращается его мужество; она питает его уважением, и возвращается его улыбка; она питает его надеждой, и возвращается его доверие; она питает его мудростью, и возвращается его рассудок. Лир выздоравливает, крепнет и постепенно возвращается к жизни. Ребенок вновь становится старцем, старец превращается в мужчину. И вот этот несчастный вновь обретает счастье. Но на этот расцвет обрушивается катастрофа. Увы! Есть предатели, есть клятвопреступники, есть убийцы. Корделия умирает. Нет ничего более душераздирающего. Старик ужасается, он ничего не понимает и, обнимая этот труп, испускает дух. Он умирает рядом с умершей. Он избавлен от высшего отчаяния – остаться без нее среди живых, жалкой тенью, ощупывающей место, где бьется его опустевшее сердце, и ища свою душу, унесенную этим нежным созданием, которое ушло навсегда. О Боже, ты не позволяешь тем, кого любишь, пережить близких.
Жить после того, как ангел улетел, быть отцом-сиротой своего ребенка, быть глазом, у которого больше нет света, быть несчастным сердцем, для которого нет больше радости, простирать иногда руки во мглу и пытаться вновь схватить кого-то, кто был тут, – где же она? – чувствовать себя забытым тем, кто ушел, терять рассудок при мысли, что ты не умер, бродить отныне вокруг гробницы, которая не принимает и не впускает тебя; это мрачная участь. Ты хорошо сделал, поэт, что убил этого старца.
Из книги «До изгнания»
Свобода печати
Господа, хотя 31 мая было совершено покушение на основные принципы, лежащие в основе любой демократии вообще и великой французской демократии в частности, но поскольку будущее никогда не бывает закрыто, всегда есть время воззвать к законодательному собранию. Вот в чем, по моему мнению, состоят эти принципы.
Суверенитет народа, всеобщее избирательное право, свобода печати – три тождественных элемента, или, лучше сказать, один и тот же элемент под тремя различными названиями. Они составляют все наше общественное право; первое из них – это его моральные устои, второе – возможность его осуществления, третье – способ его выразить. Суверенитет народа – это нация в ее абстрактном выражении, это душа страны. Он проявляется в двух формах; с одной стороны он пишет, это свобода печати; с другой он голосует, это всеобщее избирательное право.
Эти три идеи, эти три истины, эти три принципа, неразрывно связанные между собой, исполняют каждый свою функцию. Живительный суверенитет народов, правящее всеобщее избирательное право, просвещающая печать, сливаются в тесное и неразрывное единство, и это республика.
Посмотрите, как сочетаются все эти принципы, поскольку у них одна и та же отправная точка, их конечная цель непременно также будет общей! Суверенитет народа порождает свободу, всеобщее избирательное право порождает равенство, печать, которая просвещает умы, порождает братство. Повсюду, где существуют во всей полноте своего могущества эти три принципа – суверенитет народов, всеобщее избирательное право, свобода печати, – существует республика, даже если она называется монархией. Там, где ограничено развитие, скованы действия, не признана солидарность, оспаривается величие этих трех принципов, существует монархия или олигархия, даже если она называется республикой.