Все они были с бакенбардами, в высоких галстуках и говорили, как провинциальные академики. Их все восхищало, особенно работы по улучшению тюрьмы и приспособлению ее для нужд правосудия. Один из них утверждал, что Париж стал намного прекраснее
Когда месье Лебель обернулся, я уже закончил. Он проводил меня до дверей, и я покинул тюрьму. Когда я уходил, кто-то из тех людей, что стояли на набережной и будто ждали чего-то, сказал за моей спиной:
– Вон кого-то выпускают на свободу. Счастливчик!
Должно быть, я похож на вора. Впрочем, я провел два часа в Консьержери, а заседание академии, скорее всего, еще не закончилось, поэтому с полным удовольствием я подумал, что с заседания меня так скоро не «выпустили бы на свободу».
Тюрьма приговоренных к смертной казни
1847 г
Тюрьма для приговоренных к смерти расположена рядом с тюрьмой для молодых преступников и является ее живой и берущей за душу антитезой. Это не только начало и конец пути злодеев, смотрящих друг на друга; это также вечное противостояние двух исправительных систем, одиночных и общих камер. Одного этого соседства почти достаточно для того, чтобы составить понятие по данному вопросу. Это мрачная и молчаливая дуэль между обычной камерой и карцером, между старой и новой тюрьмой. В одной все содержатся вперемешку: семнадцатилетний ребенок и семидесятилетний старик, осужденный на тринадцать месяцев и каторжник, приговоренный к пожизненному заключению, неопытный мальчишка, попавшийся на краже яблок, и убийца с большой дороги, благодаря смягчающим обстоятельствам избежавший площади Сен-Жак и отправленный в Тулон…1 Почти невиновные и почти проклятые, голубые глаза и седые бороды, отвратительные смрадные мастерские, в которых жуткие мрачные призраки, внушающие ужас одни – своей старостью, другие – молодостью, работают в тесном соседстве, во мраке, без воздуха, без света, без слов, без взглядов, без интереса.
С одной стороны клоака, с другой – культура.
Вы заходите в камеру и находите там ребенка, стоящего перед верстаком, освещенным окном с матовыми стеклами и открывающейся форточкой. Ребенок носит одежду из грубой шерстяной ткани серого цвета, опрятную и строгую. Он прерывает свою работу, чтобы поприветствовать вас. Вы принимаетесь его расспрашивать, и он мягко отвечает вам с серьезным видом. Одни делают замки – по двенадцать штук в день; другие – фигурки для мебели и т. д. и т. п. Здесь столько же профессий, сколько мастерских, и столько же мастерских, сколько коридоров. Кроме того, ребенок умеет читать и писать. В его тюрьме есть учителя как для ума, так и для тела.
Не надо, однако, думать, что из-за подобной мягкости эта тюрьма становится менее эффективным наказанием. Нет, это весьма печальное место. Все заключенные выглядят достаточно наказанными.
Хотя многое здесь еще дает достаточно поводов для критики, начиная с режима одиночного заключения (он, несомненно, требует усовершенствований), условия содержания узников в одиночных камерах, даже при нынешнем состоянии дел, намного лучше, чем в общих.