Что было, то было (повести, рассказы)

А ведь я, Иван Герасимович, не сказал ничего такого, за что бы можно было обидеться на меня. И если он даже подумал, что я на него намекаю, ну о том, какой подход к людям должен быть, то и это хорошо. Офицеру матроса порой тоже не вредно послушать. Моряки — народ на язык острый. Один наш Улькин чего стоит! Правда, в мой огород он часто кидает камешки. И не называет меня иначе как «подводник». Я тоже в долгу не остался. Звать его Зотик. Это не ласкательно. Так и пишется: Зотик Екимович Улькин. Когда он надоел мне своими стишками про ту «слезу», я сказал ему однажды:

— Перестал бы ты кривляться-то, Дзотик!

Подхватили ребята. Прилипла кличка. Сам виноват, задира!..

Никак мне не хватает тетрадочного листка вдоволь наговориться с вами, товарищ капитан 3 ранга. Опять кончается. Хотя все равно пора ставить точку — кино скоро. «Судьба человека»!

Что ж, желаю вам всего хорошего.

* * *

Добрый день, Иван Герасимович! Вы угадали: я действительно ни с кем, кроме вас, не переписываюсь. Писал когда-то другу по школе и двоюродной сестренке, а потом перестал: не о чем стало писать-то, да и настроение не то было — служба шла кувырком.

Расскажу вам сейчас о недавнем происшествии.

Сидел я за баранкой, гнал свой ЗИЛ по асфальтированному шоссе в главную базу за грузом. Красотища кругом колдовская! Слева — море, мечта моя и любовь безответная. Песня, тихая и грустная, сама из души на волю рвется. Мурлыкаю. Мчусь.

И вдруг вижу: впереди, метрах в двухстах, катит грузовик. И горит, пылает!.. Поднажал я. Догоняю. А водитель уже догадался, что с машиной неладно. Остановил, выскочил из кабины, залез в кузов, сбросил на землю какую-то бочку, должно быть, с бензином. Когда я подъехал ближе, он брезентом сбивал пламя с задней части кузова.

— Зотик?! — удивился я, узнав нашего Улькина. На нем уже загорелась одежда. — Катайся по земле — обгоришь! — крикнул я.

Неподалеку заметил яму с водой. Вскочил на подножку Зотиковой машины, запустил двигатель и задним ходом направил ее в эту яму. Свалил — только вода зашипела. Потом Улькина усадил в свою кабину — и в госпиталь. В пути все гадали, как же это пожар случился.

Наверно, бочка протекала, бензин попал на глушитель и воспламенился.

Вид у Зотика был неважный. Когда он сталкивал бочку из кузова, сильно обжег руки. Досталось и лицу. Глаза не пострадали, а бровей и ресниц — как не бывало. И струхнул, конечно.

Заходил я к нему в госпиталь после того. Боится, что влетит от командира. А я думаю — нет. Все-таки он самоотверженно спасал машину, да и вины его в том, что пожар вспыхнул, пожалуй, не видно. Ну а меня благодарит. Хорошо, что ехал я на большой скорости и вовремя подоспел на помощь. Это уж наше с ним матросское счастье.

Завтра опять еду в главную базу. Наведаюсь к Улькину — надо парня развеселить; своя-то веселость у него вся куда-то девалась.

Вот и все, товарищ капитан 3 ранга. В остальном мое житье без перемен. Настроение подходящее, не жалуюсь. Да и не до хандры теперь — дела много. Только встречи с бывшими сослуживцами из экипажа подводной лодки бередят сердце. Хотя я и не забыл ваш совет — поменьше вспоминать прошлое, а все-таки часто еще берет обида за свою глупость. И очень хочется вернуться на первый в моей жизни боевой корабль. Он ведь — как первая любовь…

* * *

Хотел я вам, Иван Герасимович, послать открыточку — радостное известие, да решил повременить, чтобы удивить наверняка.

Вы заметили новый адрес на конверте? Далеко я от черноморских берегов теперь. И не один — с другом. Со старшим матросом Зотиком Улькиным. Гощу у него на родине. Хорошим парнягой он оказался.

Деревня называется Соловьиха. И не зря так называется. Сколько тут этой птахи! Рядом пруд и березовая роща. Выйдешь прогуляться — соловьи такой концерт закатят, так разбушуются, что дух захватывает. На все-то лады! И про антракты забывают. Ох и выкомуривают же — не описать!

Родные Зотика хорошие, добрые люди. Живу как в раю. Сплю в саду. По утрам пью парное молоко, ем оладьи с медом. Помогаю девичьей бригаде на огороде…

Так и знал, что не даст дописать. Вон он, Зотик, перед окном. И конечно, не один, с нашими знакомыми девчатами. Две сестры — Оля и Тася. Тася — младшая, только восемнадцать стукнуло, но красой уже обогнала сестру. Зотик этого не видит, а мне ясно.

Зовут. Придется идти. Все равно сегодня письмо не уйдет, закончу завтра…

Почти двое суток не удавалось сесть за письмо. Не обижайтесь уж, Иван Герасимович. Причины уважительные. Вчера здешние комсомольцы устроили концерт художественной самодеятельности в честь двух черноморцев, то есть нас. Во как! Записали в программу и выступления гостей. Сами они раньше готовились, а нам с Зотиком пришлось спешно репетировать. Сплясали мы «Яблочко», спели две задушевные матросские песни. Правда, похуже курских соловьев, но аплодисментов было достаточно.