Что было, что будет

— Нет. Разумеется, нет.

Возможно, она опасалась за свое душевное здоровье и, несомненно, за самоуважение.

— А как обстояло дело после разъезда? Вы добивались судебного запрета на посещения?

Вот, значит, какую линию выбрал детектив.

— Уилл Эйвери по своей природе не способен на насилие. Я знаю его лучше, чем кто бы то ни было, и могу сказать прямо сейчас, что от вида крови он теряет сознание. Особенно от вида собственной крови. Стоит ему порезаться во время бритья, как он хватается за бумажный пакет и дышит в него.

Именно за этим занятием и застала его Дженни, когда добралась до тюрьмы на другом конце Чарлз-стрит. Уилл, сидя в камере предварительного заключения, шумно пыхтел в бумажный коричневый пакет, в котором детективам доставили кофе и выпечку. Они пожалели его, видя, что он никак не может восстановить дыхание. Именно жалости заслуживал Уилл Эйвери. В кутузку он угодил прошлым вечером. Бессонная ночь и выпитое накануне не могли не сказаться на его виде. В злобном свете гудящих ламп он выглядел скорее желтым, чем золотистым. Уилл, который всегда так пекся о своей внешности, зарос щетиной, руки у него тряслись, и вообще он здорово смахивал на обычного преступника. Случись Дженни пройти мимо него на улице, она приняла бы его за одного из тех жалких потерянных мужчин, что дремлют на скамейках городского парка и представляют в своих снах горячий душ, яблочный пирог и мир, в котором каждый получает то, что действительно заслуживает.

Когда на прошлой неделе Уилл, весело насвистывая, зашел в полицейский участок, готовый рассказать свою вопиющую историю любому, желающему послушать, его там подняли на смех. Учуяв алкогольный перегар, полицейские удостоверились, что он не поведет машину. Машины нет, заверил он стражей порядка; он пойдет домой пешком, пусть даже спотыкаясь на каждом шагу. Его возмущению не было конца, Уилл чувствовал себя оскорбленным: разве он дурак, чтобы сесть за руль в таком состоянии? Желая его унять, дежурный сержант зарегистрировал заявление Уилла насчет убийства, которое пока не произошло. Он покидал участок чуть ли не под улюлюканье полицейских.

Но после убийства в Брайтоне один из дежуривших в ту ночь офицеров припомнил заявление Уилла и откопал его на свет божий. В нем он нашел описание жертвы и точную причину смерти, указанную за шесть дней до того, как случилась трагедия.

— Ты идиот, — сказала Дженни, когда ее пустили повидаться с мужем.

Она сидела напротив Уилла, их колени соприкасались.

— Это не обсуждается.

Уилл посмотрел на свою бывшую и выдавил улыбку. Между ними на секунду промелькнуло то, что когда-то было. Именно промелькнуло, не задержалось. Они больше походили на людей, прошедших вместе войну, на товарищей, у которых почти ничего не осталось общего, кроме самой битвы.

— Я позвонил брату. Он хлопочет об адвокате. Помнишь Генри Эллиота, с которым мы учились в школе? Сейчас он практикует в Бостоне. Видимо, он один из лучших.

— Ты звонил Мэтту?

Смешно, но Дженни почему-то стало обидно, что он не позвонил ей первой. И отчего именно Мэтт? Они много лет почти с ним не общались. Он приезжал к ним ненадолго, когда они только переехали в Кембридж, и, разумеется, они виделись на похоронах Кэтрин Эйвери. Но Уилл и Дженни оба испытывали отвращение к своему родному городу, а потому после смерти Кэтрин братья совсем отдалились друг от друга. Мэтт Эйвери застрял в Юнити, почти никогда его не покидал. Он заботился о матери в последние годы ее жизни, брался за любую работу: убирал снег, занимался ландшафтом, выполняя задания Паркового департамента. У братьев было мало общего, а потом, разумеется, их общению мешала та ужасная драка. Случилась она через год после рождения Стеллы, когда Мэтт приехал на новогодние праздники. Во время вечеринки, которую устроили Дженни с Уиллом, между братьями произошла какая-то размолвка, оба выскочили на улицу и принялись дубасить друг друга так, словно от исхода драки зависела их жизнь. К тому времени, как их разняли и Дженни успокоила возмущенную хозяйку и соседей, которым до чертиков надоели выходки Уилла, Мэтт исчез. А теперь он согласился оплатить дорогостоящие услуги адвоката по уголовным делам.

— Кровь — не водица, — с надеждой произнес Уилл.

Ему смертельно хотелось курить, но, естественно, полицейские отобрали у него все вещи, включая сигареты и серебряную зажигалку — подарок Стеллы на День отца. «Лучшему папочке в мире», — гласила гравировка. «Бедняжка, — подумал тогда Уилл — Ее ждет разочарование».

— Возможно, старина Мэтт чувствует вину, что мать оставила ему дом. Думаешь, он был ее любимчиком?

На его лице снова промелькнула улыбка.

— Конечно. Ты ведь ее почти не навещал. Я просто рада, что Мэтт может нанять лучшего адвоката, потому что мне это не по карману.

— Да, видимо, денежки у него водятся. Должно быть, он перелопатил целые горы снега.

Оба расхохотались, представив, как Мэтт расчищает заваленный снегом городок. Потом наступило молчание. Дженни поняла, что только сейчас они по-настоящему встревожились.