Чтец

– А помните, как он нас поздравил с 8 марта, товарищи-женщины? – с волнением протараторила Людок, пытаясь перекричать своих однопартийцев, которые продолжали припоминать грехи обвиняемого. – Он встречал нас в дверях и нараспев читал эти страшные стихи из… – Людок остановилась, перевела дух и шепотом закончила – из классической литературы.

Все разом смолкли и гневно посмотрели в сторону своего бывшего, как они уже были уверены, товарища.

Тот представлял жалкое зрелище: весь дрожал, шмыгал носом и все больше и больше вжимался в стул, проклиная себя и свою губительную страсть, свой порок и дефект, который и стал причиной общественного суда.

– Вот – снова вернул себе слово председатель, поднимая руку с какой-то книгой в руке, над своей головой, – вот, товарищи, последняя, так сказать, капля, в черную репутацию товарища Хведорова.

Те, кто сидел рядом и смогли прочитать название книги, в ужасе отпрянули подальше от председателя.

– Вот – снова повторил председатель – в моих руках доказательство самого страшного преступления, на которое мог пойти член партии, преступления против партии. Я держу  в руках корень зла, корень возможной будущей эпидемии, если бы мы вовремя не обнаружили очаг инфекции. Причина того, почему Хведоров перестал делать по четыре наряда за смену, а только 3!

– Три с половиной, – брякнула золотое, секретарское, Людок.

– Три с половиной, – поправился председатель, – Эта причина, почему Хведоров перестал последним уходить  с работы, перестал готовить жене ужин и заниматься своими обязанностями, как члена партии. Агитировать, печатать прокламации и, что самое страшное, сомневаться в партии!!! – председатель не обратил внимание на всеобщий “ах!” членов. – Вот! Товарищи, что было отобрано мной и нашими однопартйцами, преодолев безумное сопротивление нарушителя.

И, выдержав эффектную паузу, председатель закончил:

– Это, товарищи, Достоевский!

На этой фразе началась самая страшная паника: кто-то начал напевать про себя партийный гимн, кто закрыл глаза и уши, пытаясь убедить, что этого не может быть. Кто-то стал быстро измерять себе пульс и проверять не появилось ли у него мнение либо другие симптомы болезни.

– Да, товарищи. Это Достоевский. Я, как председатель партии, официально признаю Хведорова чтецом и приговариваю Хведорова к году исправительных работ на вычистительной фабрике. А началом сиих работ послужит то, – председатель тяжело пыхтя наклонился, пошурудил рукой под столом и достал оттуда переносную печь, где весело потрескивая, горело пламя, – Послужит то, что Хведоров сейчас прилюдно отречется от своих наклонностей и уничтожит книгу! Самолично!

– Хведоров! – рявкнула главбухша, – быстро подошел к печи и сжег книгу!

– Жги! Жги! –  начала скандировать Людок, а к ней стали присоединяться и остальные члены, пока весь зал не превратился в злобное партийное стадо.

Бедного Хведорова рывком поставили на ноги, которые ели держали преступника, и потащили к председателю, который, вручив Достоевского, приказал громовым голосом:

– Жги! – после чего в зале воцарилась тишина и все стали ждать, когда свершится суд и Достоевский будет унижен. А вместе и опасный вирус.

Прошла минута, затем другая, третья…А Хведоров не шевелился и не отнимал от своей груди, к которой он крепко прижал книгу, возвращенную председателем, для того чтобы отобрать ее на веки, заставив сжечь ее в адском пламени тоталитаризма.

– Нет, – прошептал Хведоров, судорожно сглотнув и подняв безумные, как показалось всем глаза. Хотя ума, там было более, чем у всех членов взятых.

– Что он там застыл, – прокричал кто-то. Пусть уже убьет Достоевского и дело с концом!

– Протестую! – крикнул с такой силой Хведоров, которую никто в нем доселе и не подозревал и которую он сам боялся в себе признать! – Протестую, Достоевский бессмертен!!!

И с сим был таков.

– Да… – через несколько минут, еще до конца не оправившись от шока, протянул председатель. – Это самый опасный случай за мой председательский срок. Людок, позвоните пожалуйста наверх и сообщите, что у нас случилась катастрофа. Сбежал Чтец. – и помолчав, добавил – и еще передайте, что тот вирус, которого не видели уже много лет, снова гуляет по улице.

– Какой, товарищ, председатель? – пропищала секретарь.

– Вера.