Чревовещатель

Чревовещатель покраснел.

— В настоящее время, — вполголоса произнес он, — я принадлежу к труппе комедиантов Жерома Трабукоса… Прежде я был солдатом…

— Вас прозвали Сиди-Коко?

— Да.

— По какой причине?

— В Африке у нас был обычай прибавлять в шутку слово Сиди перед именами товарищей… Сначала меня называли «Сиди-Кокле» затем мало-помалу стали звать «Сиди-Коко». Я привык к этому имени и сохранил его.

— Когда вы оставили службу?

— Восемь месяцев назад.

— Прослужив полные семь лет?

— Нет. Я не выслужил полного срока. Жребий не пал на меня, но я продался, чтобы заменить одного молодого человека, который получил наследство и хотел выйти из военной службы. Я прослужил только четыре года.

— Что это у вас за ленточка?

— У меня есть медаль.

— Имеете ли вы право носить ее?

— О да, милостивый государь, я имею на это полнейшее право!

— Докажите.

— Патент на нее находится в моем чемодане, в Сент-Авите, вместе с документом о моей отставке и свидетельством о хорошем поведении…

— Каким образом вы заслужили этот знак отличия?

— В одном сражении я спас жизнь своему лейтенанту, рискуя собственной жизнью… В тот день я был ранен ятаганом в плечо и получил две пули в живот… Думали, что я не выживу…

— А ваш лейтенант еще жив?

— Да, он жив.

— Как его зовут?

— Вы сочтете это странным… Мой лейтенант — племянник господина Домера, у которого мы находимся в настоящую минуту, и зовут его Жорж Прадель…

Это имя, произнесенное при таких обстоятельствах, произвело неслыханное действие. Следственный судья так вздрогнул, как будто около него разорвался снаряд. Письмоводитель выронил из рук перо, и на протоколе расплылось большое пятно. Даже сам Жобен, обыкновенно хладнокровный, стал поправлять свое пенсне, что служило у него признаком сильного волнения.

Так Жорж Прадель и Сиди-Коко знали друг друга! Это открытие свело на нет все предположения сыщика. С этой минуты он стал считать неоспоримой виновность Жоржа Праделя, а сообщничество Сиди-Коко, в которое, как нам известно, он прежде не верил, показалось ему вполне вероятным. «Вчера, — подумал он, — я сделал ужасный промах! Что это со мной?..»

Следственный судья бросил на него торжествующий и почти насмешливый взгляд. Жобен смиренно опустил голову, а унтер-офицер сожалел, что накануне не надел наручники на Сиди-Коко, который — он в этом теперь не сомневался — заслуживал их вполне!

XXIII

После минутного молчания следственный судья продолжил прерванный допрос. Он спросил:

— Итак, вы спасли жизнь Жоржу Праделю, племяннику Домера?

— Да, — ответил Сиди-Коко.

— И этот молодой человек, разумеется, был признателен вам за вашу самоотверженность?..

— Господин Жорж?.. Признателен?.. О! конечно! У него добрейшее сердце! Когда я лежал в больнице, он навещал меня по три раза в день. Мне даже было совестно, так как, в сущности, я ведь просто исполнял свой долг. И потом он со мной обходился как с братом… Уговаривал меня остаться в полку…

— Зачем же вы бросили службу?

— Это было выше меня. Кое-что влекло меня во Францию…

— Что именно?

— Это касается только меня…

— Правосудие хочет и должно все знать.

— Господин судья, — прошептал Сиди-Коко, — я был влюблен… Это ведь может случиться с каждым?..

— И в кого вы были влюблены?

— В одну молодую девушку, и притом в честную!..

— Как ее зовут?

— Вам непременно нужно это знать?

— Необходимо.

— Ее зовут Мариетта Ландри… — пробормотал Сиди-Коко.

Судья ожидал такого ответа и потому не выразил никакого удивления.

— Как давно вы знакомы с этой особой? — продолжал он.

— Пять лет… Из-за нее я и поступил на военную службу.

— Объясните.

— Нужно вам сказать, господин судья, что Жак Ландри был прежде моряком. Он был помощником начальника одного из судов господина Домера и почти всегда находился в плавании… Дочь его, Мариетта, жила в Гавре со своей старой родственницей. Я также уроженец Гавра, и там я занимался всевозможными ремеслами, которые почти ничего мне не приносили… Водил иностранцев по городу, помогал разгружать суда, носил вещи на железную дорогу… Мне случалось служить в гостиницах. Я также продавал попугаев по поручению торговцев птицами. По вечерам я зарабатывал несколько су в трактирах посредством чревовещания, так как я от природы чревовещатель. Словом, я не умирал с голоду и много трудился, но, не имея настоящего ремесла, прослыл лентяем.

— Эта репутация, вероятно, приводила вас в столкновение с местной полицией? — прервал его следственный судья.

— Никогда! — воскликнул Сиди-Коко. — Клянусь вам! Мой злейший враг, если бы я имел врагов, не мог бы сказать ничего дурного обо мне!

— Я выясню потом, можно ли этому верить… Продолжайте.