– Что ты сделал, я не знаю, но хорошо знаю, чего ты не сделал! Наивный и доверчивый дядюшка думает, что молодой человек давно уже в Рошвиле и вместе с молодцом Ландри приглядывает за приданым своей сестры, а вы, сударь, прохлаждаетесь тут, в Париже! Мне уже тут рассказали! Едва приехав, ты исчез, и целые четыре дня о тебе ничего не было слышно. Думали, что тебя убили! Ну-ка, где ты был?
– Дорогой дядя, умоляю, не расспрашивайте меня, — пробормотал Жорж. — Я не могу рассказать вам об этом.
– И по какой же причине?
Жорж молчал.
– Приятное приключение, я в этом уверен! — продолжал господин Домера. — Ну, полно отпираться!
– Если затронута честь женщины, — воскликнул Жорж Прадель, — то не должен ли благородный человек молчать?
XL
Судовладелец пожал плечами.
– Честь женщины! — повторил он. — Полно, милое дитя, зачем ты обращаешься со мной как с дядюшкой в комедии? Что ты говоришь мне о чести женщины? Ты никого не знаешь в Париже, стало быть, речь идет не о серьезной страсти, а о случайной интрижке. Сознайся, не заставляя себя просить, что особа, хорошенькая и, наверно, легкомысленная, которая дает убежище на три дня лейтенанту Жоржу Праделю, не имеет ни малейшего права на уважение и не может быть скомпрометирована нескромностью. Прав ли я?
– Да, дядюшка, вообще вы правы… но в настоящем случае ошибаетесь.
– Знаешь ли, что ты меня рассердишь?
– Я буду в отчаянии.
– И ты все-таки не хочешь мне объяснить?
– Увы! Не могу.
Домера нахмурил было брови, но почти тотчас добрая улыбка опять появилась на его губах.
– Ну, молчи, если у тебя нельзя вырвать ни слова, — сказал он. — Не буду сердиться на тебя за это. Ты молод, черт побери! Я слишком положился на тебя. Вообразил, что для того, чтобы исполнить мое желание, ты, не колеблясь, пожертвуешь всем. Я забыл, что всякая мимо проходящая женщина может вскружить голову двадцатипятилетнему юноше. Но хватит об этом, поговорим о другом. Свободен ли ты, по крайней мере? Ничто не мешает тебе оставить Париж?
– Решительно ничего.
– Ну и прекрасно! Одевайся. Мы позавтракаем, а потом поедем за твоей сестрой. Прокатимся по бульвару, пообедаем пораньше в Английской кофейне, вечером поедем в Руан, где мне надо устроить одно дело завтра утром, и будем в Рошвиле после полудня. Ты согласен?
– Конечно, дядюшка.
– Чудесно! Я напишу Жаку Ландри, чтобы он был готов принять нас. Должно быть, Жак и Мариетта удивились, когда ты не явился после моего письма. Мы проведем там две недели, и с Божьей помощью деревенский воздух принесет тебе пользу, потому что физиономия у тебя, надо сказать, прежалкая.
Жорж Прадель не отвечал. Он знал, почему похож на мертвеца, и чувствовал, что еще не совсем оправился. По желанию дяди он оделся, не теряя ни минуты, а Домера ушел в свою комнату, чтобы сделать то же самое. Парикмахер отеля сбрил бороду молодому человеку, а его длинные белокурые усы, кончики которых повисли на подбородок, опять были взъерошены.
Он был готов, когда явился его дядя. Плотный завтрак с двумя бутылками бордоского вина почти совсем возвратил ему силы. По выходе из-за стола дядя и племянник сели в карету, и Домера дал адрес того пансиона, куда отвез племянницу. Леонтина Прадель была убеждена, что отсутствие дяди продлится по крайней мере неделю, и думала, что брат ее в Нормандии. Увидев их обоих в приемной, девушка вскрикнула, бросилась на шею Жоржу, заплакав от радости, потом нежно обняла Домера.
Мы знаем уже, что Леонтина была гораздо моложе брата. Ей пошел только восемнадцатый год, но на вид, казалось, ей шестнадцать. Это была хорошенькая, грациозная девушка небольшого роста, но чрезвычайно хорошо сложенная. Густые волосы, черные, как вороново крыло, были убраны в высокую прическу. Большие глаза сверкали под длинными ресницами, как черные бриллианты. Все сияло и улыбалось в лице Леонтины, начиная с коралловых губ до крошечных ямочек на щеках, тронутых румянцем.
– Милый дядюшка, — сказала она, — поедемте скорее, умоляю вас! В пансионе так скучно, когда от него отвыкнешь. А я уже не пансионерка. Я взрослая девушка!
Нужно ли нам прибавлять, что Домера не заставил ее томиться? День промелькнул как молния. Судовладелец-миллионер ничего не делал наполовину. Назначив племяннице землю и замок в Рошвиле, он хотел, чтобы этот подарок был достоин его. Поэтому он намеревался меблировать дом вновь со всей роскошью и комфортом.
Он повез Леонтину и Жоржа в разные магазины и к обойщикам и под предлогом, что хочет посоветоваться с девушкой для себя самого, заставил ее выбрать материи и мебель. За стол сели чуть раньше шести часов в Английской кофейне, однако запоздали так, что уже не получалось уехать восьмичасовым скорым поездом и пришлось удовольствоваться почтовым, отправлявшимся в пятьдесят минут одиннадцатого. Домера, Леонтина и Жорж приехали на станцию ровно в десять, и, пока Домера брал билеты в кассе, девушка под руку с братом прохаживалась по зале.