Чочара

Одним словом, мы перешли с ним в другое здание, где раздавали одежду, и там нам выдали по паре низких мужских ботинок на резиновой подошве, а также зеленые чулки до колен и юбку с курткой того же цвета. Такую одежду носили женщины в их армии, и мы были довольны, когда смогли надеть ее, ведь наши платья уже превратились в лохмотья и все были выпачканы засохшей грязью. Дали нам и кусок мыла, мы воспользовались им, чтобы вымыть лицо и руки; я причесалась, Розетта тоже. Теперь мы выглядели вполне прилично, и итальянец, который нас сюда привел, сказал:

— Ну вот, хорошо, раньше вы смахивали на двух дикарок, а теперь похожи на пристойных женщин. Что ж, пойдемте со мной в штаб.

Штаб помещался в другом здании. Мы поднялись по лестнице, где повсюду стояли военные, они спрашивали у всех приходящих, кто к кому идет, до всего допытывались и все проверяли. Переходя с одного этажа на другой и пробираясь сквозь толпу суетившихся солдат и итальянцев, мы наконец поднялись на самый последний этаж. Здесь наш итальянец переговорил с часовым, стоявшим у двери, а затем подошел к нам и сказал:

— Здесь вашим делом очень заинтересовались; примут без всякой задержки. Садитесь на диван и ждите.

Мы прождали недолго. Не прошло и пяти минут, как солдат вернулся и провел нас вслед за собой.

Мы очутились в совсем пустой комнате, здесь стоял только письменный стол, а за ним сидел блондин средних лет с рыжими, подстриженными щеточкой усами. Был он голубоглазый, весь в веснушках, плотного сложения и приветливый. На нем был мундир; чинов я ихних не различаю, но потом узнала, что это был какой-то начальник. Перед письменным столом стояло два стула; когда мы вошли, он очень любезно встал и пригласил нас сесть, а сам уселся на свое место, только когда мы обе сели.

— Не хотите ли закурить? — спросил он на хорошем итальянском языке, предложив нам пачку сигарет.

Я отказалась, и тогда он тотчас же начал:

— Мне сказали, что у вас для меня письмо.

Я ответила:

— Вот оно, — и подала ему письмо.

Он взял его, перечитал два-три раза очень внимательно и затем пристально взглянул на меня и серьезно сказал:

— Это очень важное письмо, и вы дали нам ценные сведения. Мы уже давно не имели известий от этих двух военных и очень вам признательны за то, что вы для них сделали. Расскажите мне теперь, как они выглядели?

Я описала их ему, как смогла.

— Один из них блондин, низенький, с острой бородкой, другой — худой и высокий, черноволосый, с голубыми глазами.

— Как они были одеты?

— Кажется, на них были черные брезентовые куртки и брюки навыпуск.

— А на голове?

— Какие-то военные фуражки.

— Оружие с ними было?

— Да, у них были пистолеты. Они мне их показывали.

— А что они собирались делать, когда уходили от вас?

— Они намерены были через горы добраться до линии фронта, перейти его и дойти до Неаполя. Всю зиму они провели в доме у одного крестьянина в Монте делле Фате, а теперь надеялись пройти через линию фронта. Но кажется мне, что им это не удалось, ведь все говорили, что линию фронта не пройти, немецкие патрули так и шныряют повсюду, повсюду пулеметы и пушки.

— Они и на самом деле, — сказал он, — не смогли пройти через линию фронта: так и не добрались до Неаполя. Какого числа побывали англичане у вас?

Я сказала ему, и тогда он через минуту спросил у меня:

— А сколько времени пробыли?

— Только одни сутки; они очень торопились и боялись, как бы их кто-нибудь не выследил. Да и на самом деле, не успели они уйти, сразу нагрянули немцы. А ваши провели с нами Рождество, мы вместе съели курицу и выпили немного вина.

Он улыбнулся и сказал:

— Мы рассчитаемся с вами и за вино, и за курицу, но это лишь часть нашего долга перед вами. Теперь скажите мне, что мы можем для вас сделать.

Я ему тогда все выложила начистоту: сказала, что нам нечего есть; что в Фонди нам оставаться невмоготу, жилья у нас нет, а дом, в котором мы остановились, был разрушен во время ночной бомбежки; я сказала ему, что мы хотим отправиться в мою деревню, вблизи Валлекорса, где у меня родители, и мы в любом случае сможем там прожить в моем доме. Он выслушал меня внимательно и сказал:

— То, о чем вы просите, на самом деле запрещено. Но ведь при немцах тоже было запрещено оказывать гостеприимство английским пленным, не так ли?

Тут он улыбнулся, и я улыбнулась вслед за ним. После чего он сразу же продолжал:

— Ну, вот что. Я скажу, что вы поедете с нашим офицером в горы, чтобы собрать сведения об этих наших пропавших военных. Впрочем, такое расследование рано или поздно мы все равно провели бы, правда, не в ваших местах, потому что там они пройти не могли. Значит, офицер сначала довезет вас до Валлекорса, а потом займется расследованием.

Я его поблагодарила, а он ответил:

— Это мы должны вас благодарить, будьте добры, назовите себя.

Я тут же назвалась, и он все записал старательно, а затем встал, распрощался с нами и был до того любезен, что проводил нас до самой двери, где стоял часовой, которому он сказал что-то по-английски. Тогда солдат тоже сразу стал очень любезным и попросил нас следовать за ним.