Я припарковался на своем пятачке на Драммонд-стрит, поднялся по лестнице на наш этаж и обнаружил, что дверь не отпирается. Ключ отказывался поворачиваться в скважине. Я нагнулся посмотреть и увидел новый блестящий замок. Старый сменили, что, видимо, означало, что нас обокрали. Я позвонил Тони домой, но жидкокристаллический экран мобильника высветил, что мой телефон отключен. Это была уже вторая мелкая, но досадная складочка на белоснежном крахмальном воротничке пятницы.
Ну хорошо. Я вышел, купил себе стаканчик капуччино и уселся на ступеньках внизу, дожидаясь, когда кто-нибудь подойдет и впустит меня внутрь. В девять тридцать на улице показался блестящий синий BMW. Машина остановилась, из нее вылез мужик, пикнул сигнализацией и пошел через дорогу в моем направлении. На нем была яркая полосатая рубашка и черные джинсы «Ливайз». У него было забинтовано запястье, а под глазом красовался синяк. Он шел, не видя меня, и в конце концов чуть было об меня не споткнулся.
— Доброе утро, — сказал я с улыбкой.
Кто же это такой, интересно?
— Стив, а ты что здесь делаешь?! — спросил мужик.
Надо же, а он меня знает откуда-то…
— Да вот в офис попасть не могу. Там замок сменили…
Я встал со ступенек. Мужик отскочил назад и дрожащей рукой провел по своим длинным рыжим волосам.
— Давай вали отсюда! — заорал он вдруг. — Быстро, чтоб я тебя не видел!
— Погоди, ты чего? У тебя что, случилось что-то?
Я хотел было приобнять его, успокоить, но он сбросил с плеча мою руку.
— Что у меня случилось? Ты что, охренел, что ли!? У меня из-за тебя трещина в запястье. Нос, может, переделывать придется!
Я ничего не понял, о чем честно ему и сообщил. Он попятился.
— Так, если ты сейчас не уйдешь, я полицию вызову.
Я вдруг догадался, что он, наверное, обкуренный.
— Ну чего ты так сразу-то. Пойдем в офис, поговорим…
— Хрен тебе в офис! — рявкнул он. — Я там замок сменил!
— Ты? Зачем? — Тут уж я совсем перестал что-либо понимать.
— А чтоб ты не вошел. Чтоб не спер чего, не разнес тут все. От тебя же после вчерашнего всего ждать можно…
Глядя на меня с параноидальной злобой, мужик пинал носком ковбойского сапога окаменелый комок жвачки, присохший к тротуару.
— А почему ты решил, что я там все разнесу? — мягко спросил я.
— Ты что, правда, что ли, ничего не помнишь? Между прочим, Салли тебя уволила. Выперла. Ногой, можно сказать, под зад. Босс!
Он ухмыльнулся, и тут я все вспомнил. Вот с такой же вот ухмылочкой он меня вчера и топил на заседании. В голове у меня что-то взорвалось, я бросился на Алана сквозь красный туман, сунул ему кулаком в живот, а второй рукой зажал ему шею. Он стал выдираться, вцепился мне в распухшие пальцы. Я взвыл от боли и выпустил его.
— Ах ты гад вонючий! — заорал он и бросился на меня. Он свалил меня на землю и хотел было прыгнуть на меня и затоптать до смерти, но я успел перекатиться и ухватить его за ногу. Алан запрыгал вокруг на одной ноге, не удержался и грохнулся прямо на больную руку. Лицо его посерело.
Я вскочил и пнул его в грудь, но тут же споткнулся об его ноги и повалился рядом с ним. Поднялись мы одновременно. Алан стоял сгорбившись и, зажимая руками солнечное сплетение, ловил ртом воздух. Я был больше и тяжелее его, но этот проклятый качок был в лучшей форме. Несмотря на его поврежденное запястье, бой получался равный, а в данной ситуации честный расклад меня не очень устраивал.
Я заметил возле лестницы пустую пивную бутылку, подхватил ее и, отбив донышко об стену, замахнулся на него «розочкой». Алан с трясущейся нижней губой все не мог отвести взгляд от блестящих зеленых осколков.
Я рванулся вперед, хотел перерезать ему горло. Он отскочил, но я успел царапнуть ему щеку. Открылась полоска бледного мраморного жира, из которой тут же потекла кровь. У Алана на щеке вырос красный бакенбард. Я снова замахнулся «розочкой», но на этот раз он успел увернуться и перехватить мне руку возле плеча.
Мы толкались, пытаясь вырвать друг у друга бутылку. В конце концов я отпустил ее и, перехватив руку, зажал ему горло. Яркая кровь толчками лилась из раны мне на рукав. Я попытался повалить его, но он подставил мне подножку, и я рухнул наземь, с треском приложившись головой об асфальт.
«Обливион»[14] от Калвина Кляйна
Когда я очнулся, Алан сидел у меня на груди. Я не узнал его, у него было совершенно чужое лицо: распухшее, безумное, перекошенное от злости. Он обеими руками сжимал мне горло, стараясь перекрыть кислород. Психоделические разводы у него на рубашке закипели, расплылись и закружились, как стеклышки в калейдоскопе, когда слишком много их натрясешь. Я учуял какой-то запах, и на этом мои мысли оборвались. Это и был «Обливион» от Калвина Кляйна.