Встреча в кафе началась на удивление спокойно. Передо мной сидел сравнительно молодой человек. На вид, я не дал бы ему и тридцати. Ростом — метр восемьдесят или что-то около того. У него был тот тип наружности, который обычно называют славянским: русые волосы, серые глаза, простое правильное лицо. Хотя такие же рожи вполне часто встречаются и в Европе: у финнов, у немцев, у англичан, да и на севере Франции иногда. Тут принято добавлять несколько слов о широком открытом взгляде и приятной обезоруживающей улыбке, но в данном конкретном случае ничего такого не наблюдалось. Взгляд был умным, уверенным, но отнюдь не открытым. Да и не очень-то добрым, если уж на то пошло. Но что-то знакомое в глазах, в манере двигаться все же проскакивало. Или я просто сам это себе внушил?
— Привет, Виктор, — он начал говорить первым, но руки не подал, явно соблюдая дистанцию. — Не будем темнить и тянуть резину. Знаешь, кто я?
— Знаю. Почти. Думаю, что по документам ты — Николай Латников, по воспоминаниям — мой отец, а вот кто ты в действительности, я сказать не берусь. Разве то, что это ты Old_Lector на ЖЖ[19]. Я угадал?
— Ну… Э-э-э-э… Да, все правильно. Не возражаешь? — спросил он, и, не дождавшись ответа, закурил. Сколько я себя помню, отец не курил никогда.
— Отец не курил.
— Все верно. Не курил. Но курило то тело, в котором я нахожусь. Физиология, никуда не денешься. Все правильно, — повторил он. — Я тоже долго не мог понять, кто я. Первые ощущения были очень странными — мышцы плохо меня слушались, я постоянно промахивался, упал пару раз… Но привык быстро. Труднее оказалось приспособиться к новому окружению, я ж почти никого не знал из знакомых Латникова! Но тут я все свалил на последствия тяжелой болезни — очень удачно просимулировал гриппозный менингоэнцефалит… Э-э-э-э…Чего-то я опять не по делу, говорю. Беда в том, что я до сих пор не ощущаю себя нормальной личностью. Да, во мне воспоминания Карпова. С некоторыми оговорками (об этом мы позже побеседуем) я помню все, что помнил он. Даже — больше! Вскрылась какая-то забытая информация, память просветлела, и я теперь помню практически всю жизнь Карпова. Но я не ощущаю себя им! Я — это не он. Ну, и не Латников, естественно. От него досталось тело и ноль воспоминаний. Зато это тело внесло такие коррективы в сознание, что личность стала абсолютно новой. Даже почерк другой. Похож, но другой, графолог сразу заметит. Говоря проще — ни Карпова, ни Латникова больше нет. Обе эти личности прекратили существовать.
Я молчал, и ждал, что он скажет еще. В конце концов, именно он назначил встречу, значит — ему и вести разговор. Я и раньше-то практически не разговаривал с отцом, а проявлять какие-то дружеские чувства к человеку, сидящему напротив меня теперь, казалось, по меньшей мере странным.
— Понимаешь, — продолжил он, — я не помню последние сутки жизни Карпова. Что он делал? Куда ходил? А он сделал много важного, и мне нужны сведения об этих делах.
— Ты полагаешь, что они есть у меня?
— Полагаю. Я немножко следил за тобой, и сразу отметил, что ты проверяешь всех знакомых Карпова. Кроме того, ты встречаешься с Габриель, а это уже говорит о многом.
— Я с ней не встречаюсь, мы просто поговорили пару раз.
— Все равно. Ты знаешь, кто она, это очевидно. Это она велела разыскать все деяния последних суток Карпова? Можешь не отвечать — вопрос сугубо риторический.
Возникла тягучая пауза, которую я не отважился нарушать. Да и не хотел, если сказать правду. Наконец Латников (а я решил называть его именно так) продолжил:
— Так вот, расскажи мне все, что ты уже узнал. Дело даже не в моем желании, тут ставки намного выше. Понимаешь, если я не найду ту треклятую рукопись, меня сотрут. Я заключил соглашение, и деваться уже некуда.
— Хочешь меня разжалобить? Но с чего собственно? Сам же говоришь, что в тебе осталось не так уж много от моего отца. Я его и живого-то почти не знал, а сейчас вижу перед собой нагловатого молодого типа, к которому у меня нет никаких симпатий, поскольку этот тип намеревается присвоить мое наследство.
— Ты должен помочь.
— Да? — повышенным тоном спросил я. — Вообще-то я никому ничего не должен. Это ты мне должен. Как насчет того, чтобы рассказать всю эту историю? И как нам быть с наследством?
— Завещания нет, есть только недействительная ксерокопия. Она не заверена. По закону все получаешь ты. Вообще-то меня интересует рукопись и рабочие материалы. Все помнить нельзя, а восстанавливать сложно. Мне бы хотелось продолжить работу… твоего отца.
На секунду мне стало его жаль.
— Согласен. А квартира? — поинтересовался я.
— Я должен где-то жить, а квартира Латникова слишком маленькая… И потом… впрочем – неважно. Кроме того, мне не нравится тот район — далеко ехать до центра.