Чмод 666

Девушку звали Олеся. Причем она не признавала никаких модификаций своего имени и просила называть его полностью, что было совсем нетрудно. Мы разговорились. После окончания журфака она поступила в один из столичных журналов, но не проработала там и года, как перешла в это книжное издательство, где устроилась секретарем. Как она мне тогда пояснила — «по личным соображениям». Несмотря на свою склонность краснеть по разным поводам, Олеся оказалась современной и вполне компанейской девушкой. К концу обеда мы стали вполне друзьями, и я назначил ей встречу в небольшом скверике недалеко от ее работы.

Вечером мы встретились и решили погулять по Москве. Последние годы в темное время суток город стал удивительно красив и привлекателен — подсветка зданий и талантливая иллюминация преображали его и делали каким-то нереальным, сказочным. Мы ходили долго-долго, и говорили, говорили, говорили… Как-то быстро и незаметно мы перешли на «ты» и нас мало смущала разница в возрасте. Зачем-то я купил и подарил ей букетик цветов. Потом мы сели на подошедший трамвай и куда-то поехали. Я не знал куда — полностью полагался на Олесю.

— …я вот тоже хочу в Париж, — жаловалась она мне, — На Монмартр, на Елисейские поля, на Монпарнас. Хочу побывать в центре имени Жоржа Помпиду на месте «чрева Парижа», съездить в Версаль, наконец, посмотреть на район будущего — Дефанс… Но все никак не выберусь. То загранпаспорт не могла оформить, то визу, то собраться не в силах, то хорошей компании нет, то денег…

— Да ну его, этот Париж, — кривил я душой. — Чего там особенного? Арабов и негров понаехало — не протолкнешься. На Монмартре твоем, особенно на Пигале и вокруг, как стемнеет, так вонь от уличных сортиров и одни черные проститутки. А образцы теперешнего искусства, выставленные в центре имени Помпиду, вызывают тяжелый шок даже у видавших виды арткритиков. Лучше поезжай на Красное море. В Эйлат только, а не в Египет. Там все цивильно, и море всегда теплое. Из Москвы — прямые рейсы, безвизовый режим, два с половиной часа лету — и ты на месте.

— Сейчас мне ехать не с кем, а одна не хочу, — говорила она. — Привяжется какой-нибудь козел, проблем не оберешься. У меня после этой осени осталось такое ощущение, что общения с новыми людьми вообще не может происходить. Мы знакомимся в инете, обмениваемся аськами, порой телефонами, но активного общения за этим не следует. В лучшем случае — общение по аське и разочарование после первой же встречи. В худшем — вялотекущая переписка, в которой периодически поднимается тема «надо бы встретиться», но этого так и не происходит… И я тоже заметила, что активность собеседников в этих сетевых диалогах невелика, даже если они первыми попросили дать аську. А такого, чтоб Интернет-общение быстро перешло в реальное и с каждой встречей интерес к общению либо усиливался, либо хоть бы сохранялся на прежнем уровне — такое у меня было за осень только раз. Да и то быстро закончилось, потому что я вслух высказала нежелание мириться с порядками у человека дома!

Неожиданно для меня мы заехали в какую-то диковатую часть города. Трамвайные рельсы проходили вдоль глухой кирпичной стены. «Введенское кладбище» — объявил водитель.

— Все, выходим, — вдруг сказала Олеся, и сорвалась с места. Мы выскочили наружу. Двери уже начали закрываться, и чуть было не прищемили мне задницу. Чуть впереди по ходу движения в кирпичной стене виднелись ворота, выполненные в виде готического портала.

— Это — Введенское кладбище, нам сюда. Надеюсь, мы проскочим. Обычно вечером уже не пускают.

Мы проскочили. Кладбище оказалось практически погружено во тьму. Всюду тенями виднелись разнообразные памятники, старые деревья ярко выделялись на фоне ночного московского неба. Небо в Москве по ночам обычно грязно-розово-оранжевое, как гнилой апельсин, и общее впечатление создавалось просто нереальное. Местами между памятников мелькали уже другие тени. Живые.

— Готы, — пояснила Олеся, проследив мой взгляд. — Даже зимой сюда таскаются. И не лень им.

— Готы? А что они тут делают? Холодно же.

— Кто их знает, я не в курсах. Слухи ходят разные, кто что говорит. Я не гот, поэтому не знаю, но это место их культовое, одно из немногих в Москве. За мной одно время ухаживал один гот. Сатанист, но вполне адекватен и вменяем. Но он оказался… в общем — мы не встречаемся больше. Да и никогда не встречались по-настоящему.

Как выяснилось, Олеся вовсе не страдала от отсутствия мужского внимания. Ее внешность такого не допускала. Только почему-то ей катастрофически не везло с парнями, просто наваждение какое-то. Попадались одни сволочи и мерзавцы. Один оказался вором, импотентом и наркоманом, обокравшим ее квартиру. Другой был финансовым аферистом, за что и сел в тюрьму на значительный срок. Третий — мелкий бизнесмен — канул безвестно где-то в начале прошлого года. Но, несмотря на это, она оставалась жизнерадостным человеком, веря в любовь. Большую и светлую.

— Сейчас я знакома со многими, — продолжала Олеся, — но все они какие-то зануды. По-настоящему интересных людей мало.