Читать не надо!

Ее книга была переведена в бывшей Югославии и опубликована в эффектной обложке. На супере красовалась фотография авторши с горящим взором, на нем же уведомлялось, что эта книга стала в Америке бестселлером. Когда я впервые оказалась в Нью-Йорке, мой знакомый, редактор издательства, в котором вышла та книга, пригласил меня посетить писательницу. До этого я никогда еще не встречалась с живым американским писателем, не говоря уж об авторе бестселлера. Адрес звучал пленительно: Бруклин Хайте. Я позвонила в дверь. Мне открыла полноватая женщина средних лет, как я решила, секретарша писательницы. Оказалось, она сама. К моменту, когда я попала в Нью-Йорк, оригинал уже полностью утратил сходство с фотографией на суперобложке. Оказалось, что только на сербско-хорватский язык этот роман и был переведен.

— Передайте от меня привет югославским читателям, — попросила она с милой грустной улыбкой.

Писательница обитала в небольшой квартирке на первом этаже, в коридоре валялись матрасы. Попутно выяснилось, что писательница обучает танцам живота, отсюда — матрасы.

— На это я существую, — сказала она.

Она немного прошлась со мной по Бруклин Хайте.

— Вот тут живет Норман Мейлер. — Она с гордым видом указала на дом. — Я его частенько встречаю. Иногда он даже со мной здоровается. Говорит: «Привет, Мэри…»

У меня всякий раз сжимается сердце, когда я вспоминаю эту Мэри, грустного инструктора по танцу живота и вдобавок литератора. И мой писательский кулак вздымается в протесте, правда, непонятно, против кого и чего. Приходилось ли Гете давать уроки танцев живота? — спрашиваю я. — А Тургеневу? Толстому? Я задаю вопрос и жду. Но нет ответа.

Знаю, лучше бы мне попридержать язык. Щебетать, как птичка на ветке, и, будем надеяться, что кто-нибудь спохватится, кинет мне парочку крошек.

1996

Да здравствует социалистический реализм!

Не знаю почему, но законы ориентированной на рынок литературной культуры напоминают мне старый добрый соцреализм. Возможно, голова моя еще не отошла после травмы, имя которой Восточная Европа. Но такое вот у меня ощущение. Я также допускаю, что разъезжаю слишком много — туда-сюда и снова обратно, — и потому все у меня в голове перепуталось. А может быть, это и есть та самая ностальгия. Меня ведь можно понять. Моя страна полностью разрушена грабителями и головорезами, мои библиотеки сожжены разбойниками. Разве не имею я права хотя бы на ностальгию?

Сегодня вряд ли найдется человек, который знает, что такое социалистический реализм. У писателей Восточной Европы на него аллергия. За последние полвека восточноевропейские писатели разработали изощренные методы его ниспровержения и так горячо клеймили социалистический реализм, что с успехом его похоронили. В своей кровожадности они уничтожили малейшие его следы. Поэтому уже никто и не может объяснить, чем, собственно, он так ужасен. Для людей Запада и, что самое удивительное, также и для людей из Восточной Европы, сама идея социалистического реализма воплотилась в монументальном идоле — статуе Мухиной «Рабочий и колхозница», который также является эмблемой фильмов, производимых на студии «Мосфильм». И, разумеется, в личности предположительного изобретателя самого термина — в Иосифе Сталине.

Краткое резюме. Социалистический реализм требует от художника правдивого, исторически конкретного описания действительности в ее революционном развитии. Эта правдивость и историческая конкретность художественного описания действительности должны сочетаться с задачей идеологической перековки и просвещения рабочего класса в духе социализма. Литература социалистического реализма должна быть доступна широким массам читателей. Это основополагающее руководящее требование порождает роман, в центре которого стоит борьба между положительными и отрицательными героями (Супермен против Лекса Лутора!), а также и другие разновидности романа: «производственный», «педагогический» и т. д.