Мы торопливо, помогая друг другу, начали приводить себя в порядок. И почему-то это действие доставляло не меньше удовольствия, чем все предыдущие минуты. А может, даже больше: столько в нем было уюта, пронзительной нежности и куда более тесной близости, чем давала страсть. Срывать друг с друга одежду — только вспышка, мгновение помутнения. А вот, сплетаясь руками, застегивать мелкие пуговицы и расправлять складки чужой одежды — в этом таилось нечто неуловимо роднящее, связующее накрепко.
— М-да, как-то неловко получилось, — захихикала я наконец и смущенно заметила: — Знаешь, мне кажется, что в какой-то момент я слышала стук и шелест приоткрывшейся двери.
— Определенно, — вздохнул Май, аккуратно подцепил мое лицо за подбородок, окинул внимательным взглядом и тихо пробормотал: — Бесполезно…
После чего коротко и нежно поцеловал.
— Бесполезно — что? — тут же спросила я.
— Пытаться делать вид, что мы тут в шашки играли, — насмешливо пояснил он.
— А определенно — что? Определенно неловко?
— Определенно, дверь кто-то открывал, — ответил Май с каменной физиономией: явно готовился выходить в люди. Я опять нервно захихикала и для обретения моральной поддержки схватилась за руку мужчины.
Краль с секретарем сидели в приемной и о чем-то тихо беседовали под чай. Лица их были невозмутимы, движения неспешны, а обращенные к Недичу слова Бояна — подчеркнуто лишены всякого возможного подтекста.
Май сдержанно попросил прощения за то, что надолго занял рабочее место управляющего, пообещал всерьез подумать над тем, чтобы завести на верфи собственный кабинет. Обменялся с сотрудниками мнениями о чуть не случившейся трагедии, заверил, что с нами все в порядке, и поблагодарил за заботу. Поинтересовался оценкой причиненного строящемуся дирижаблю ущерба и пообещал поспособствовать в случае возможного переноса сроков. Кроме того, выразил надежду, что следователи во всем разберутся, потому что они люди опытные и компетентные, и если уж не они, то никто…
В общем, несколько минут мужчины с серьезными лицами разговаривали о делах. А я завидовала самой себе и очень сочувствовала Маю, потому что я-то могла скромно разглядывать пол и собственные ботинки, ненавязчиво прячась за плечом мужчины, а тому приходилось отдуваться за нас обоих.
Глаза я прятала, впрочем, не от стыда. Меня и без того разбирал с трудом сдерживаемый смех, и одного взгляда на хозяина кабинета — и, главное, дивана — мне было достаточно, чтобы выдержка закончилась.
Но умение Недича держать лицо я после этого зауважала особенно. Да у него даже голос ни разу не дрогнул!
В конце концов мучения пришли к концу, Май распрощался, я тоже высказала вежливое «до свидания», и мы вышли в коридор, где я с облегчением дала волю эмоциям и расхохоталась. Недич веселья не разделил, но глядел спокойно и вроде бы на такую странную реакцию не сердился.
— Интересно, а тебя вообще можно чем-нибудь смутить? — иронично поинтересовался он через несколько шагов.
— Не знаю, — честно призналась сквозь смех. — Наверное, если бы тот, кто заглядывал в кабинет, подошел и поинтересовался, чем мы заняты, я бы смутилась. Но не скажу точно.
— Не представляю, в каком мире ты жила, — рассеянно пробормотал Недич.
— Может, мир тут совсем ни при чем? — предположила я, потихоньку успокаиваясь. — Ну просто… Мне кажется, стыдно должно быть за какой-то плохой поступок, а что мы такого плохого сделали? Ну, кабинет занимали дольше, чем планировали. Ничего не сломали, никому не навредили, и какая разница, если мы там не только разговаривали. И вообще, может, это все в лечебных целях, чтобы после падения успокоиться!
— Если с этой стороны смотреть, то да… — хмыкнул тезка. — Вреда в самом деле никому и никакого.
Дальше мы шли молча, но тишина не тяготила. Зато представилась возможность обдумать случившееся. И покушение — со слов Шешеля, не первое и, наверное, не последнее, — и чудесное спасение, и последующие события.
Вообще от этих мыслей стало жутковато и немного не по себе — все произошло стремительно и разом. Я, конечно, не возражала против того, что наши с Маем отношения прояснились и углубились, но понимала, что во многом тут виновато пресловутое падение и связанные с ним эмоциональные переживания. Я девушка прямолинейная и решительная, но, думаю, в другой ситуации не полезла бы к Недичу с поцелуями. Остановили бы сомнения и смутная внутренняя уверенность, что первый шаг все-таки должен делать мужчина, а тут вышло — я сама на него набросилась.
Оставалось убедить себя, что Недича мое развязное поведение не смутит и не оттолкнет, когда мужчина осознает случившееся.
Нет, боги, о чем я думаю? Я-то ни о чем, кроме некоторой поспешности, не жалею, так почему тезка должен жалеть? Да чтоб мне посереть, он же в любви признался!
Ау, Майя! Он тебя любит, сам сказал! А князь не из тех людей, которые под влиянием момента способны столь грубо лгать.
Но прояснить все-таки надо.