Чистый кайф

– Конечно, подумал. Так было правильно.

– Правильно?! – Я, по ходу, переволновался и заорал уже так, что мужики в беседке все обернулись. – Кинуть нас было правильно?!

Тагир невозмутимо кивнул:

– Я хотел, чтобы вы сразу всё поняли. Надо знать правду о жизни.

– Какую правду?! Что мы, по-твоему, должны были понять?

Он вздохнул и на пару мгновений задумался. Потом снова посмотрел на меня, как будто решаясь на что-то.

– Хорошо, сейчас объясню… Вот скажи – что для тебя самое вкусное на свете?

– Тагир, я о другом сейчас…

– Нет, ты ответь. – Он пытливо смотрел мне в лицо, словно решал важную задачу.

– Ну, сникерсы, – сдался я.

– Сколько съесть можешь?

– Блин, да при чем здесь это?!

– Сколько штук за один раз?

– Три.

– А четыре можешь?

– Могу.

– А пять?

– Ты достал!

– Пять можешь?

– За один раз – нет.

– Вот видишь! – Он засмеялся с таким видом, будто доказал научную истину. – Тебя вырвет. А представь, если у тебя их гора. Сможешь все съесть? За один раз. Нет! Тебе три надо. Всего три!

Он растопырил пальцы на правой руке и протянул их мне чуть не под нос.

– И к чему ты все это?

– Так и не понял? – Тагир продолжал улыбаться. – Человеку мало надо. Когда много – это неправильно. Надо уметь останавливаться.

– Ты поэтому, что ли, исчез? – наконец догадался я.

– Зачем тебе гора сникерсов? – вместо ответа сказал он.

Мы стояли под белым деревцем, вдыхая всю эту майскую сладость. За высоким забором слышались голоса солдатских мамок и дежурного прапора. Мужики в беседке уже сменились на каких-то пацанов, перепачканных йодом, в бинтах и в гипсе. А Тагир все смотрел на меня и улыбался.

– Я этой зимой друга похоронил, – снова заговорил он, когда понял, что я ничего не отвечу. – Хорошего друга, Анатолий, настоящего. На кладбище много людей пришло. Холодно было, но люди пришли. И батюшка был хороший. Рыжий такой, высокий. На твоего отца, кстати, похож. Слова сказал важные.

– Какие слова?

– Про смирение. Сказал, что все умрем, поэтому сильно расстраиваться не надо. Все имеет конец.

– Сам пусть смиряется.

– Он сказал, что ты уже смирился.

– Я? Откуда он про меня знает?

– Знает. Сам подумай: ты же родился когда-то, но семью, родину не выбирал. Даже пол свой не выбирал. Значит, еще до рождения смирился. Судьбу свою принял. Так что нечего бунтовать. Когда хватит – значит, хватит. Всякий уход – вовремя. Гора сникерсов никому не нужна. Это просто кажется, что нужна. А на самом деле ты от нее сдохнешь.

Он задрал мой рукав и показал на след от укола.

– Вот твоя гора сникерсов. Я тебе все сказал. Дальше сам думай.

От лечебного корпуса к нам подбежал солдатик с левой рукой на «вертолете».

– Тагир! Тебя медсестра в процедурной ждет.

– Сердитая?

– Ага, – кивнул запыхавшийся солдатик. – Сказала, чтоб пулей туда летел.

– Нет, пуль нам больше не надо.

Я подумал, что так и не выяснил у него, почему он лежит в военном госпитале, но кричать сейчас было глупо. Тагир ушел, не оборачиваясь. Некоторые вещи никогда не меняются.

Майку я нашел рядом с процедурной. Она вертелась у приоткрытой двери, то и дело заглядывая в кабинет.

– Ты чего тут? – сказал я. – Погнали домой.

– Ща, погоди, – ответила она и снова сунула свою стриженую башку в дверной проем.

– Тебе Тагир, что ли, нужен? – Я неслабо так удивился.

– Да пошел он в жопу, твой Тагир. Тема одна есть…

– Какая тема?

В этот момент где-то внизу загудели сразу несколько машин, и вокруг нас поднялся натуральный кипиш. Из ординаторской, которая была напротив, выскочили несколько врачей. По коридору побежали медсестры. Все они спешили к центральной лестнице. Дверь в процедурную распахнулась, и сестра, делавшая перевязку Тагиру, промчалась мимо нас. На бегу она обернулась и крикнула:

– Ребята, посмотрите, чтобы никто в процедурную не заходил, пока меня нет!

– Опа, – подмигнула мне Майка. – Вот и пригодились халатики.

Медсестра, очевидно, решила, что мы практиканты.

Полуголый Тагир сидел на кушетке. Грудь его обхватывала широкая, наполовину распущенная повязка из каких-то серых бинтов.

– Я думал, вы ушли, – улыбнулся он, увидев нас с Майкой.

Из раскрытого окна с улицы долетали громкие крики, многочисленные команды и шум моторов.

– А чо это там? – вытянула шею Майка. – Чо за движуха?

– Борта с ранеными прилетели, – ответил Тагир. – Серьезная заварушка, видимо, какая-то была. Много привезли.

Я выглянул в окно и слегка даже подофигел. Вся дорожка от лечебного корпуса до КПП была забита армейскими «Уралами». В открытом кузове каждого плотно стояли носилки. Вокруг машин копошились медики. Разбитых, покалеченных, изодранных в клочья пацанов стаскивали с грузовиков и укладывали прямо на газон рядом с корпусом. Несколько офицеров громко командовали разгрузкой. Матерился какой-то врач. Кричали раненые. Местные каличи молча следили за происходящим, сгрудившись у курилки. Солдатские мамки у шлагбаума застыли небольшой каменной группой.

– А говорили – у них там вроде на спад идет, – сказал Тагир, опираясь рядом со мной на разогретый солнцем подоконник. – Мир обещали.