Читаем Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов полностью

Род Скрябиных — старинный дворянский род, в котором многие были военными, что не очень-то и удивительно. Самое удивительное — это то, что в скрябинском роде появился такой уникальный композитор-философ, композитор-мыслитель, как Александр Николаевич. Дед композитора — артиллерийский полковник, бабушка — дочь моряка, лейтенанта флота, у них было восемь детей — одна дочь и семеро сыновей. Второй сын, Николай, стал отцом композитора, а дочь Лидия — его воспитательницей, заменившей ему мать.

В семье Скрябиных интересовались музыкой, играли на домашних праздниках, но серьезно ею не занимались. Отец окончил 4-ю московскую гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета. Еще студентом он познакомился с пианисткой Любовью Петровной Щетининой, на которой и женился. Она блестяще окончила Петербургскую консерваторию и много концертировала; ее талант очень ценил А. Г. Рубинштейн. Ее артистические черты перешли к сыну.

В декабре 1871 г. супруги поехали в Москву, и Любовь Петровна уже ожидала первенца. По дороге она несколько раз выходила из душного вагона и уже тогда почувствовала себя плохо. В Москву они приехали в Рождество, 25 декабря 1871 г. Скрябины остановились в доме в Хитровском переулке; Любовь Петровну на руках перенесли наверх, а через два часа на свет появился сын Александр. Родители недолго задержались здесь и потом уехали из Москвы. Позднее у матери проявились признаки грозной, тогда неизлечимой болезни — туберкулеза; ее повезли, надеясь на выздоровление, в Южный Тироль, но она скончалась от скоротечной чахотки в апреле 1873 г.

После ранней смерти жены отец Скрябина уехал в Петербург, окончил там престижный институт восточных языков и вступил на дипломатическую службу, изредка приезжая в Россию. Он женился второй раз, у него родилась дочь Ксения, а у нее сын Андрей, ставший знаменитым про поведником, архиепископом Британской церкви Антонием Блумом, который был двоюродным племянником русского композитора.

О маленьком Александре заботились его тетка Лидия Александровна и сестра бабушки его крестная Мария Ивановна. Жили они недалеко отсюда, в Большом Златоустинском переулке.

К концу XIX в. здесь, в бывшей усадьбе Лопухиных-Кирьякова, обосновалась ночлежка, которую занимали обитатели «рангом» выше, чем другие хитрованцы — мастеровые, поденщики и особенно портные, которых звали «раками», так как они, пропив одежду, не могли выходить из своих «нор».

На углу переулка — здание церкви Трех Святителей, трех самых известных священноучителей христианской религии IV в.: Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова, которые ранее не упоминались все вместе, но, по недостоверному рассказу XI в., стали одной группой, очевидно, для удобства поминания, да и число 3 еще со времен язычества считалось священным, а христианство многое заимствовало из языческих религий.

Эта церковь, как и многие в этих местах, прозывалась «что в Ку лишках». Предполагается, что эта церковь в конце XIV в. дала название кремлевским Флоровским воротам, но это кажется совершенно необоснованным — трудно поверить в то, что церковь в сельской местности в полутора километрах от Кремля, где тогда и поселений могло не быть, дала название его главной башне.

Также говорится о том, что Трехсвятительская церковь упоминается в «душевной грамоте» митрополита Киприана (он скончался в 1406 г.) — как помечено на ней: «Писана грамота сиа у Трех Святителей, месяца Септевриа в 12 день, индикта в 15, а не подписал есмь немощи ради своея», но давно известно, что Трехсвятительскую церковь Киприан выстроил отнюдь не здесь, а в своем селе Голенищеве на западе Москвы, у реки Сетунь (см. «Москва за Садовым кольцом». М., 2007. С. 516).

Часто также упоминается о некоем «великокняжеском дворце», «митрополичьем дворе» или даже «патриаршей резиденции» здесь, но никаких документальных сведений об их существовании в этом месте не находится.

Еще одно название Трехсвятительской церкви — «что у старых конюшен». Они упоминаются в летописном известии о «великом» пожаре, случившемся в Москве 21 июня 1547 г., во время которого здесь сгорела церковь. Церковь тогда была во имя Фрола и Лавра, покровителей лошадей, которые, вообще-то говоря, никакого отношения к лошадям не имели, но как-то случилось, что празднование их дня совпало с прекращением падежа лошадей, почему и сочли их непосредственными виновниками этого события.

После пожара конюшни перевели в Чертолье, на то место, где теперь Музей изобразительных искусств.

Нынешнее здание церкви с далеко выдвинутыми апсидами первого этажа построено в промежуток между 1657 и 1678 гг., но с тех пор неоднократно перестраивалось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология