Чистовик

— Андрей, смотри на меня. Слышишь? Больно разве?

— Совсем не больно, мам — прошептал он.

Его глаза начали закатываться.

— Сыночек, очнись, родненький. Сына…. — я начала паниковать, видя, что он не реагирует.

Кровь продолжала хлестать. Видно моих сил не хватает, чтобы сильно затянуть. Ведь и мои руки и повязка пропитались кровью сына.

— Нюра, быстро найти небольшую палку. Нужно крепче завязать.

Мой голос прерывался от страха.

— Кто — нибудь помогите — я подняла глаза на толпу.

Вызвался пожилой сосед.

Пока мы затягивали платок, к нам прибежал запыхавшийся ветеринар с Иваном.

Он кинулся к Андрею.

— Жив ли?

— Жив пока.

— Везти нужно. За машиной послали?

— Не довезем. Сам посмотри.

Сын уже дышал редко. И на каждый его судорожный вдох я вздрагивала, словно это его последний вздох.

— Василий Степаныч, кровь срочно перелить нужно. Ты взял капельницу?

Но тот со страхом смотрел на меня, утирая пот.

— Кровь? А где мы кровь возьмем. Погоди — ка, я с животными знаюсь, людей не лечил никогда. Нет, нет, да и поздно уже, Нина Егоровна, сама посмотри.

Не буду смотреть, не буду.

— Миленький — я крепко ухватила его за рукав — Кровь моя будет, у нас с ним одинаковая группа. Ты просто представь, что со скотиной возишься, если совсем невмоготу будет. Родненький, сын ведь он мой, кровинка. Как жить — то буду??? — меня захлестывало отчаяние.

Время уходит. Ведь знала что будет, если он не согласится. Сын от кровопотери умрет.

Я с надеждой заглядывала ему в лицо.

Василий Степаныч часто моргал и мотал головой, пытаясь вырвать из моих цепких рук свою руку.

— И не думай даже! Меня под суд отдадут, ежели случится чего. А оно случится!

— Да уже случилось — едва не стонала я.

— Сын на моих глазах помирает.

И такое отчаяние затопило меня… хоть криком кричи. Неужели не смогу спасти? А потом вдруг резко стало спокойно, словно из меня все чувства выпустили.

— Тогда иди с богом, Василий Степанович. Ежели сможешь жить после этого, если сможешь спать спокойно, то иди. Да только не отводи глаз, когда попадусь на дороге. Оставь только капельницу мне. За это ведь не посадят? Вот и дай.

И едва система оказалась у меня в руке, уже не обращая на посторонних, обратилась к мужу.

— Вань, тебе придется помочь мне. Одна я не управлюсь.

— Как?! — побелевшими от страха губами произнес муж и отшатнулся.

— Я же не умею.

— И я не умею. Но мы хотя бы попробуем. Нужно кровь мою сыну перелить, осталось мало времени.

Я легла рядом с сыном. Да, страшно было из — за того, что есть возможность это сделать, но мы не знаем, как это сделать.

— Нюра, перевяжи мне здесь руку. Вот так, правильно. Теперь Андрею перевяжи. Вань, посмотри на меня. Тебе нужно собраться. Я не знаю как, но нужно. Каждая минута дорога. Слышишь?

Он судорожно кивнул.

— Нужно сначала эту иглу мне поставить. Это как занозу большую убрать, только наоборот. Помнишь, как Димке убирал? Не забоялся же?

Его руки ходили ходуном. А ведь не сможет. Неужто… — мелькнуло в голове.

— Уйди.

Василий Степанович оттолкнул Ивана, а сам сел рядом со мной.

— В тюрьму вместе пойдём!

— Пойдем, Стеныч. Главное сына спасти.

Появилась надежда, маленькая, но надежда. Мне иглу он сразу воткнул, а вот Андрюшке сразу не смог, только тихо матерился. Но это ничего, пусть ругается, главное чтобы сделал как нужно.

— Есть!

И я судорожно вздохнула и закрыла глаза. Теперь только ждать и молиться.

— А ну открой глаза, — Василий Степанович начал тормошить меня.

— Ишь чего удумала. Сама как?

Я открыла глаза.

— Ничего вроде.

Повернула голову на сына. Он еще был без сознания, но дыхание выровнялось. Да и кожа немного порозовела.

— Степаныч, помогло вроде?

— Помогло.

Я улыбнулась и почувствовала, как закружилась голова, но не скажу пока ничего, пусть еще немного крови сыну перейдет. А уж когда стало невмоготу, я шумно вздохнула, пытаясь прийти в себя.

— Ах ты паразитка такая. Голова кружится, да? И чего молчишь?

Он снял систему.

— Ты лежи пока, в себя приходи. Вон и машина на подходе.

В город повезли нас двоих. А там…

— Знакомые лица.

К нам вышел врач, что в прошлый раз снимки показывал. Увидев сына, он быстро распорядился:

— В операционную. А эту в палату.

Я лежала под капельницей, и внутри меня было такое спокойствие, ведь чувствовала, что с сыном всё будет хорошо. Умудрилась даже поспать, пока не скрипнула дверь. Заглянул доктор, глянул на меня, на капельницу, снова на меня и просто подмигнул. Я улыбнулась. И ведь даже слов не нужно, чтобы понять, что операция прошла хорошо.

А через некоторое время, по пути домой, сын со вздохом спросит у меня:

— Бедовый я у тебя, да?

Я молча обниму его за худенькие плечи, да прижму к себе. Живой. А это самое главное!!!

*

Наша деревня потихоньку «умирала». От процветающей фермы остались лишь полуразрушенное здание, да зияющие оконные проемы.

Молодежь потихоньку перебиралась в город. Закрыли школу, ведь детей мало осталось. А тем, кто остался, приходилось ходить пешком через поле в соседнюю деревню.