Чистовик

— Он когда-то был известным человеком? — задумчиво сказал я.

— Весьма. И пользовался услугами существовавшей в ту пору функциональной сети. Но сложилось так, что он предпочел не переселиться в другой мир, а сам стал функционалом. Довольно редкий расклад. Как правило, успешный человек быстро выполняет все то, что хотел изменить в мире, и дальше уже в функционалы не годится… Так что ему ответить?

— Я ему позвоню, — сказал я.

Почтальон вздохнул.

— Хорошо. Я так и предполагал. Тогда, с вашего разрешения, я откланяюсь. Конечно, если вы все-таки не собираетесь меня убивать.

— Нет, — сказал я. Приподнялся и что было сил вмазал почтальону по лицу. Он с грохотом повалился, а несчастный стул, испытав второе падение за день, развалился. Утирая кровь с лица, почтальон болезненно вскрикнул, коснувшись челюсти. Поднялся.

— За что?

— За кардинала Рудольфа, за Элису. За собачек с Тверди. Думаешь, я не узнал голос из-за маскировки?

— Это операция арканцев, я лишь вызвался сопровождать. Я даже не был вооружен!

— Верю. Потому и не убил.

Официанты спешили к нам втроем, а в глубине кафе девушка из персонала звонила по мобильнику — несложно было догадаться куда.

— И все равно, — придерживая челюсть и слегка шепелявя, сказал почтальон. — Лично я желаю вам победы.

Он повернулся и твердым шагом удалился к машине. Я повернулся к официантам. Очень хотелось кому-нибудь навешать оплеух. Ребята были крепкие, но что-то во мне их смутило, и они остановились.

— Пан, это возмутительно! — выкрикнул один.

— Совершенно с вами согласен. — Я взял графинчик и прямо из горла допил остатки зубровки. Идиотская травинка не преминула завязнуть в зубах.

Одной рукой держа у рта графин, я начал другой писать в воздухе. Огненные письмена срывались с пальцев легко и охотно. Один из официантов перекрестился, а два других остолбенели. Из-за дальнего столика, где тихонько миловалась влюбленная парочка, донесся истерический визг.

— Пока, ребята, — сказал я и шагнул в портал.

Ну вот, еще и графинчик стырил…

Так и рождаются нездоровые сенсации.

* * *

Голова слегка кружилась. То ли прыжки сквозь пространство тому виной, то ли выпитая водка… Я стоял в подъезде. Обычном, чуть грязноватом подъезде не элитного, но и не совсем уж запущенного многоэтажного дома.

Я поставил графинчик на батарею и выплюнул травинку. Постоял, глядя на двери лифтов. На одной висела приклеенная скотчем бумажка: «Не функционирует, мастер будет завтра». Судя по виду, бумажка висела уже дня три.

Интересно, сколько сейчас времени?

За окнами ночь. Но слышны голоса, собачий лай. Часов одиннадцать, наверное. Время выгула собак в московских дворах…

Я знал, где нахожусь. В конце концов, в этом доме прошло мое детство. На площадке третьего этажа мы с одноклассником Вовкой первый раз закурили и сошлись на том, что сигареты — дрянь, но надо же быть взрослыми. А после восьмого класса мы с ним же и двумя девчонками выпили там бутылку паршивого сладкого шампанского, после чего я первый раз целовался… вначале с Машей, а потом с Ленкой. Было смешно и почему-то совсем не сексуально.

Подойдя к почтовому ящику, я поддел дверцу и открыл ее без ключа. Достал свежий номер «Комсомолки» — отец упрямо выписывал газету домой, а не покупал в киосках, как все нормальные люди, рекламный проспект супермаркета «Грошик» и листок с предложением подключить интернет от «Корбины-телеком» по льготным условиям. Я поискал глазами картонный ящик, который обычно стоял тут для всякого мусора, но его не нашлось. Пришлось рекламу засунуть в карман. Вызвав тот лифт, что работал, я поднялся на восьмой этаж. Постоял у дверей, прислушиваясь. Потом позвонил.

Заливисто залаял Кешью, отрабатывая свою функцию.

Щелкнули замки. У замков простая работа. Всунули ключ, проверили, тот ли, повернулся… Так бы и людям — по-простому.

— Кирилл? — Отец стоял в дверях в одних семейных трусах и майке. — Что ж ты без звонка? Заходи, сына…

Кешью клубком выкатился на лестницу, запрыгал у ног. Я подхватил его и вошел.

— Принарядился, я вижу. — Отец внимательно осмотрел меня. — В Хохляндии, что ли, джинсы купил?

— Ага, там дешевле оказались, — согласился я, стаскивая с ног ботинки. Язык Кешью ходил по моему лицу, время от времени пес недовольно фыркал.

Отец картинно принюхался:

— Ты пил, что ли?

— Чуть-чуть. В поезде.

Вышла мать в халате. Тут же высказала:

— Да на тебе лица нет. Похудел. Есть будешь?

— Я поел. — Я так и стоял, задумчиво глядя на родителей. — Я пойду, наверное. Я за Кешью зашел. Денег немного одолжите на такси. А то я поменять не успел, а обменники закрыты.

— Ты что, Кир, и чая не выпьешь? — возмутилась мать. — Может, у нас ляжешь? От тебя водкой несет.

— Да я нормально, мам, — запротестовал я. — Ну чай выпью, да. Только быстро.

Мать пошла на кухню, недовольно ворча вполголоса. Отец внимательно разглядывал меня.

— Как-то изменился, Кирилл.

— Что-то не так?

— Будто повзрослел.

— Папа, куда уж больше, мне не десять лет! Может, постарел?

— У тебя глаза стали серьезными. — Отец вздохнул, забрал из моих рук газету. — Пошли пить чай. Заходишь раз в три дня…

— В три дня? — тупо спросил я.