Чистота

Эндрю Миллер Чистота

Памяти моего отца доктора Кита Миллера и моих друзей Патрика Уоррена и Джорджа Лаклана Брауна

Andrew Miller

Pure

Copyright © by Andrew Miller 2011

© Жутовская Н., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

Часть первая

Придет время, когда солнце будет светить лишь на свободных людей, у коих нет иного хозяина, кроме собственного разума.

Маркиз де Кондорсе

Глава 1

Молодой человек, впрочем, не очень молодой, сидит в приемной где-то в Версальском дворце – в одном из крыльев. Он ждет. И ждет уже давно.

Камин в комнате не горит, хотя уже третья неделя октября и холодно, как в Сретение Господне. Ноги и спина закоченели от холода и трехдневного путешествия в такую погоду – сначала с кузеном Андре из Белема в Ножан, а затем в почтовой карете, забитой простолюдинами в зимних одеждах, с корзинами на коленях и тюками под ногами. Некоторые ехали с собаками, а один старик – с петухом за пазухой. Тридцать часов до Парижа, а точнее, до Рю-оз-Ур, где путешественники выбрались из кареты на булыжную мостовую, в конский навоз, и топтались у кучерской конторы, разминая затекшие ноги. Потом, уже сегодня, с утра пораньше, выйдя из комнаты, снятой на улице – как бишь ее? – и взгромоздившись на нанятую клячу, он отправился в Версаль. Этот день может стать самым важным днем в его жизни, но может и обернуться ничем.

Молодой человек в приемной не один. Напротив в узком кресле сидит человек лет сорока – сюртук застегнут до подбородка, глаза закрыты, руки сложены на коленях, а на пальце большой, с виду старинный, перстень. Время от времени мужчина вздыхает, но более не издает ни звука.

Позади этого дремлющего человека, а также по обеим сторонам от него, вверх от самого паркета до покрытой паутиной потолочной лепки поднимаются зеркала. Их во дворце множество. Должно быть, живя здесь, невозможно не встретиться с самим собою раз сто на дню, ибо каждый здешний коридор – источник тщеславия и беспокойства. Зеркала впереди с затуманенной от пыли поверхностью (чей-то праздный палец набросал на одном округлый мужской член и рядом цветок, похожий на розу) источают зеленоватый свет, словно все здание утонуло, погрузившись в морскую пучину. Там, среди обломков кораблекрушения, – его собственная фигура в коричневом платье и лицо в рябом стекле, едва намеченное и лишенное черт и выражения. Бледный овал над согнутым телом в коричневом кафтане. Кафтан – подарок отца, скроенный самим Гонто, которого люди зовут искуснейшим портным в Белеме, хотя, по правде говоря, это единственный портной в городе. Белем – место, где добротный кафтан передается от отца к сыну вместе с прочими ценными вещами: медной грелкой для постели, плугом, бороной и хомутом. Кафтан немного тесен в плечах, немного широк в подоле, немного тяжел в обшлагах, но сшит на совесть и по хорошему фасону.

Молодой человек трет себя по бедрам, коленям, потом тянется к лодыжке, чтобы почистить левый чулок. Он очень старался не запачкать чулки, но вышел из дому засветло, петлял по незнакомым улицам, да и фонари в такой час еще не горели, так что кто знает, куда он мог ступить. Краем большого пальца он скребет по ткани. Грязь? Будем надеяться. Лучше палец не нюхать и не знать, каково ее происхождение.

Появляется маленький песик. Коготки легонько цокают по паркету. Песик кидает на него быстрый взгляд больших полузакрытых глаз, потом подходит к вазе, высокой золоченой амфоре, выставленной или забытой в одном из зеркальных углов. Обнюхивает, поднимает заднюю лапку. Чей-то голос – кажется, пожилой женщины – ласково зовет собаку из коридора. Мимо открытой двери мелькает тень, шелест скользящих по полу шелковых юбок похож на шум неожиданно начавшегося дождя. Собака бросается за женщиной, а ручеек змейкой стекает с вазы к пяткам спящего. Молодой человек наблюдает, как ручеек прокладывает себе путь по неровной поверхности паркета, даже собачья струйка подчиняется неизменным физическим законам…