Бедной женщине показалось, что старый колдун молчал целую вечность, не спуская с нее загадочного взгляда, и за это время успел прочитать все ее мысли. Наконец он резким движением оттолкнул ее руку, проковылял в ту сторону, где на краю поляны стояла ветхая хижина, и через несколько минут вынес оттуда маленький матерчатый мешочек. Достав с его дна засушенную петушиную лапку, он еле слышно пробормотал:
— Этот петух рыть землю на могила. Его лапка носить силу духов. Они защищать дитя твоей души. Держи лапка близко-близко к твоему дитя — тогда сглаз белый обеа его не трогать.
Считая на этом свою миссию завершенной, колдун повернулся и отправился обратно в хижину, не обращая внимания на вопли растроганной Тилли.
— Спасибо! — повторяла она ему вслед. — Тилли Суон говорить «спасибо»!
Только тут Тилли обнаружила, что почти все танцоры уже пришли в себя и расселись на поляне вокруг костра. Не желая тратить времени даром, она надежно спрятала амулет, подняла с земли лампу и направилась к опушке, желая как можно скорее вернуться домой. У нее по-прежнему не было уверенности в благожелательности чернокожих собратьев по вере — слишком у многих ее положение вызывало зависть и гнев, и теперь, когда знахарь скрылся у себя в хижине, некому было защитить ее от возможных нападок. Мулатка с облегчением перевела дух только тогда, когда густой подлесок надежно укрыл ее от взглядов тех, кто еще оставался на поляне.
В этот миг чья-то рука вцепилась ей в плечо, заставив обмереть от испуга.
Тилли медленно обернулась. Над ней возвышалась неясная мужская фигура, едва освещенная ее убогой лампой. Впрочем, она знала лишь одного негра на этом острове, способного похвастаться таким огромным ростом.
Приподняв лампу, мулатка увидела грубо вылепленное мужское лицо, искаженное грозной гримасой.
— Почему ты не смотреть на меня, Тилли Суон? Ты бежать отсюда?
— Это очень важно, Раймонд! — отвечала Тилли как можно строже, стараясь не выдать охватившую ее знакомую слабость. Она не могла оставаться равнодушной к этому человеку. — У Тилли нет время глядеть на всякий старый раб…
— Раймонд не «всякий старый раб», Тилли! — Рука у нее на плече машинально сжалась от наплыва чувств, и мулатка против воли вздрогнула.
— Тилли уже слишком старый для разных игр…
Раймонд наконец отпустил ее плечо.
— Для меня Тилли не старый. Тилли Суон — красивый женщина. Женщина для меня…
Чувствуя, как это простое признание и искренний взгляд темных выразительных глаз лишают ее решимости, Тилли пробормотала в отчаянной попытке настоять на своем:
— Хм… Сколько женщин ты иметь после того, как в последний раз видеть Тилли, Раймонд?
— У Раймонд не быть других женщин!
От избытка чувств у Тилли запершило в горле. Она судорожно сглотнула и кивком позволила Раймонду забрать лампу и повести себя в сторону от основной тропы. Через несколько минут они добрались до укромной полянки. Раймонд оглянулся и показал на что-то темное, маячившее посреди поляны.
— Вот место для Раймонд и для Тилли… когда Тилли ходить с Раймонд!
Он взял свою спутницу за руку и ввел ее в небольшую деревянную хижину, затем поставил лампу на земляной пол и выпрямился, при этом чуть не задев головой покатую соломенную крышу.
Гостья внимательно рассматривала гладко утрамбованный земляной пол, стол с двумя стульями, просторный настил посреди комнаты, на котором лежал набитый соломой тюфяк и чистое одеяло.
— Чисто-чисто, как хотеть Тилли!
Она кинулась к нему на шею, чуть не плача от счастья. Сильные руки ласково обняли ее, и Тилли прерывисто зашептала, пряча лицо на широкой груди своего верного поклонника:
— Да, Раймонд, это быть место для нас! Мой отец давно ушел. Он больше не будет халла-халла на свою Тилли. Нас никто не видеть. Мы здесь — только ты и я! — Ласково проведя рукой по его обветренному лицу, она еле слышно добавила: — Раймонд принадлежит не масса Конвей… Раймонд принадлежит Тилли…
Резкое дребезжание гонга грубо нарушило утреннюю тишину, висевшую над плантацией Конвеев. Раймонд мигом пришел в себя и первым делом ощупал тюфяк. Рядом с ним никого не было, и постель уже успела остыть. Прикрыв глаза рукой, Раймонд постарался справиться с болезненным чувством утраты, нисколько не притупившимся за эти годы. Наконец он выпрямился и встал, но не спешил покидать хижину, глядя на смятую постель и вспоминая подробности минувшей ночи. Его полные губы изогнулись в легкой улыбке, и он хрипло прошептал:
— Тилли Суон — свободный цветной женщина, а Раймонд — раб, но Тилли быть женщина для Раймонд! Для Тилли нет красивый мулат… Для Тилли есть только Раймонд… Раймонд для Тилли Суон!