Чисто астраханское убийство

— Ну мало ли, может, так тебе способней… поспокойней. А за меня ты не бойся. Трепаться у нас много любят. — Она поморщилась и осуждающе покачала головой. — Словом, как знаешь, я не настаиваю… — уже напряженно рассмеялась Дашка.

— Ну а не настаиваешь, так и спрячь до другого раза, — сказал он, подмигивая и вставая. — Тебе где больше нравится?

Смех-то смехом, но он уже и сам всерьез почувствовал вяжущее его душу томительное ожидание.

— А вот двери запру и покажу! — радостно воскликнула она, и метнулась на веранду, к двери в сад, а затем — в сени, к входной двери, и оттуда уже крикнула: — Ступай сюда, милок!..

Раздумывать дальше не было причины. А что касается операции «проникновения во вражеский стан…», как сформулировал Вячеслав Иванович еще утром, правда имея в виду несколько иное, то сам по себе этот «стан» уже не представлялся Климушину серьезным препятствием на пути изучения оперативной обстановки в станице, где только за последний год произошло столько убийств. И Грязнов был абсолютно уверен, что они — не последние.

Вот так трагическое и смешное, скорей даже чудное, всегда идут по жизни рядышком, чуть ли не в обнимку. Так отчего ж хотя бы не посмеяться, не порадоваться случаю, если представилась такая счастливая возможность и если, в конце концов, все равно быть беде?.. Логично? В принципе, да… Когда стемнело и усталые, мокрые от комнатной духоты партнеры отвалились друг от дружки, «директор Иванов» мечтательно и негромко проговорил:

— Ох, чую, сейчас бы оно — в самый раз…

— Ты про что? — немедленно отозвалась она.

— Да так… — Он не хотел говорить, но, уступая ее настойчивости, ответил: — Обожаю я после таких вот мощных ощущений травкой немного побаловаться. Ты не будешь возражать, если я чуток покурю? Я — у окна, чтоб в доме не пахло. У меня там немножко осталось…

— Господи! Да этого добра у нас — пруд пруди! И зачем тебе эта гадость, Володя? Лучше рюмочку прими. А от этой заразы — одна беда. У моего мужика тоже с травки началось, а кончилось семнадцатью годами… Не надо бы тебе беды такой…

— Ну почему ж сразу — и беда? Я понемногу. И потом, после обильных… упражнений, что ли, очень даже неплохо… Ты позволишь? Вообще-то лучше бы понюхать либо планчика покурить… Они посильней действуют. Но с этим делом нынче повсюду напряженка. — Он вздохнул и неохотно поднялся с широкого хозяйского ложа.

— А тебе очень хочется?

— Не отказался бы.

— А ну-ка, пусти меня, может, и у меня маленько осталось… Было когда-то, — деловито сообщила она, накидывая на плечи халатик. — Тут же у нас той травы в достатке. Некоторые тем и живут.

— Ты смотри-ка! Неужели? — уже с интересом заметил он.

— Так ведь эта твоя трава — повсюду! Везде конопля проклятая растет. А на островах вообще проходу от нее нет. Ох, какие там дела тяжкие творятся! Пойдешь — так можешь и сам живым не вернуться. Целыми семьями заготавливают на продажу… И конкуренция — головы не пожалеют.

— Что ты говоришь? Быть того не может! — подначивал он. — А куда ж милиция-то смотрит? Или у вас тут другие законы?

— Да где они, твои законы? — отмахнулась она и засмеялась с какой-то брезгливостью. — А милиция эта — сама давно по уши. Только что не в открытую торгуют. Ладно уж, полежи, пойду гляну… От мужа бывшего, чтоб ему неладно было! У меня-то самой нужды нет, люди иногда просят, нравится им, как не помочь, верно? Какие-никакие, а деньги — в дом…

— А ты что, разве сама приторговываешь? — с удивлением и недоверием спросил Володя. — Это ж подсудное дело! Не боишься?

— Да чего там — я? Тут люди тоннами везут.

— Серьезно? — уже изумился он и рассмеялся, как удачной шутке…

— Да вон хоть соседи… — сказала она и резко осеклась. Володя понял, что Дарья проговорилась, и поспешил перевести разговор на другую тему…

— Знаешь, не ходи ты никуда. Действительно, ну ее к лешему… Развезет еще… И какой тогда из меня любовник, верно? — Он призывно засмеялся, и она его поддержала. — Давай-ка, Дашенька, лучше в самом деле тяпнем по рюмочке за наше с тобой драгоценное здоровье?

— А вот и принесу! — обрадовалась она и выскочила на кухню. Володя не уставал удивляться: при своих величественных габаритах Дашка обладала непонятной и привлекательной грацией, похожей на грацию, может, и не львицы, но все равно какой-то крупной кошки. И в повадках, и в манере раскованно вести себя. Нет, ни черта не понимают в ней — ни в ее характере, ни, как ни странно, даже в формах те, кому жилье этой женщины представляется гнездом порока. Никому, наверное, не приходит в голову, что она — прежде всего здоровая, сильная, еще молодая и очень одинокая женщина, в разводе с наркоманом и убийцей. Такая же, между прочим, одинокая, как и многие в Ивановском. А что о себе не думает, так кто ж думает о ней-то? Вот так оно и получается…