Чистка

Далее он рассказывал об военных учениях 1936—1937 гг., последняя военная игра, которую вел Тухачевский, были подозрения, что там отрабатывались приемы для разгрома РККА в будущем. По плану главный удар был на украинском направлении, Якиру надо было сдать фронт противнику. Кучинский говорил, что не видел вредительства, но было много недочетов и проколов. Судя по всему, бывший начальник штаба Якира был не глупым человеком, он понимал, что на совете ему надо все отрицать и утверждать: ничего не знал, не слышал, не видел. Только так он мог бы попытаться увильнуть от ответственности. Позже снова кратко выступил Седякин, сказав, что он не враг, а после командующий войсками Забайкальского военного округа и заговорщик Иван Грязнов, он говорил очень мало, сказал, что не хочет обсуждать конфликт с Блюхером и передал слово Ивану Тюленеву, заместителю инспектора кавалерии РККА. Тот произнес лишь одну реплику про Тухачевского и передал слово Ворошилову для завершения военного совета. Очень длинная речь состояла подведения общих итогов, положении дел в армии об исправлении ошибок. Ворошилов говорил: «Враг направлял свою подлую работу главным образом по самым наиболее чувствительным участкам. Он подсаживал своих людей в авиацию, мотомехвойска, в химические части, в части связи и на склады, как я уже сказал, в морские силы – имейте в виду – в морские силы. Одним словом, туда, где больше всего трудностей, туда, где больше всего техники, туда, что больше всего имеет значение для будущей обороны – туда и направлял своих людей. Оттуда придется изымать больше всего всякой дряни и по-настоящему ковырнуть, всю эту бражку вычистить оттуда».

Ворошилов говорил, что много врагов проникло в армию, потому что она нуждалась в образованных в военном деле людях, которые часто оказывались врагами. Он признавал, что доверился не тем людям и особенно Гамарнику: «Тут приходится виниться, как и вы все здесь винились; не замечал, верил этим людям, верил в особенности Гамарнику как большевику и слишком много передоверил ему работы….Настолько много я передоверил ему практической работы, что он мог сказать, что из-за практической работы не может заниматься политработой. Может быть, было хорошо, что он ею не занимался. Он занимался хозяйством, строительством, ветеринарией и санитарией, причем занимался всеми этими делами очень скверно. Доверял я ему».

Он рассказал о показушных военных играх, что обратил внимание на странности учений, но начальник Генштаба Егоров его не поддержал. Ворошилов стремился дистанцировать себя от Тухачевского, рассказывая факты о его чрезмерных требования и конфликте с Буденным. Потом он говорил о военном строительстве, что несмотря на вредительство, многое было сделано на пользу обороноспособности. Он отметил, что вредителям приходилось делать некоторые реальные успехи: «О боевой подготовке и о вредительстве в боевой подготовке. Я почти полностью это отрицаю. Говорят: «Раз они враги, почему им не вредить в боевой подготовке?» Если бы они были идиотами, они бы этим занимались и провалились бы давным-давно. Почему они были уважаемыми людьми? Потому что они много работали над оперативной работой. Они бы грош не стоили в глазах своих хозяев как агенты, если бы они не действовали так умело, если бы они не зарабатывали авторитет в глазах армии, которую они хотели вести против партии, против народа. Они горбом это зарабатывали».

Он еще говорил о боевой подготовке, затем об уставе, об проколах Грязнова, воинских званиях, снова говорил о врагах, их интригах, тем, кто им мог помогать. В конце он произнес напутственную речь, требуя работать на укрепление обороны страны и дела социализма. И, в самом конце Сталин просил рассмотреть возможность снисхождения к ряду заговорщиков:

«Сталин. Нескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей как по линии командной, так и по линии политической есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем – простить их. Есть такие люди?

Голоса. Безусловно. Правильно.

Сталин. Пять лет работали, кое-кого задели случайно. Кое-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать.

Щаденко. Как прежде бандитам обещали прощение, если он сдаст оружие и придет с повинной.

Сталин. У этих и оружия нет. Может быть, они только знают о врагах, но не сообщают.

Ворошилов. Положение их, между прочим, неприглядное. Когда вы будете рассказывать и разъяснять, то надо рассказать, что теперь не один, так другой, не другой, так третий все равно расскажут, пусть лучше сами придут.

Сталин. Простить надо, даем слово простить, честное слово даем.

Щаденко. С Военного совета надо начинать. Кучинский и другие.

Кучинский. Тов. Ворошилов, я к этой группе не принадлежу, к той группе, о которой говорил т. Сталин. Я честный до конца.

Ворошилов. Вот и Мерецков. Этот пролетарий, черт возьми.