Чистка

Следом выступал новый начальник штаба РККА Борис Шапошников, кажется лояльный человек, но его роль все же спорна. Он сразу признал потерю бдительности, его главной проблемой был Примаков, который был его заместителем. Примаков служил под началом Шапошникова в Приволжском военном округе в 1931-1932 гг., а вскоре после того, как Шапошников в сентябре 1935 г. перебрался в ЛенВО, Примаков то ли уже был там заместителем с мая. Отношения между ними были просто доверительными. Но Шапошников пытался представить дело так, что они конфликтовали, причем с тех времен, когда он преподавал в академии Фрунзе: « Я из своей практики в Военной академии должен сказать, что в 1934 г. выдержал первый троцкистский налет на методы преподавания в Военной академии. Я тогда докладывал об этом наркому, и нарком по моему докладу многое выправлял. Наскоки эти шли от Примакова, который настойчиво хотел внедрять своих людей. В частности, после отбытия наказания явился Троицкий с предписанием взять его начальником кафедры военной географии в Военную академию. Я отказался. Он является второй раз, опять с предписанием, – не помню, – не то за подписью Примакова, не то Фельдмана. Я тоже отказал. Думаю, теперь будут действовать через наркома. Нет, этого не было. Вот как они протаскивали своих людей».

Однако следом он признал, что доверял Примакову: «Когда я приехал в Ленинград, Примаков был помощником командующего войсками. Должен сказать, что все мои поручения Примаков выполнял, как раз он занимался вопросами ПВО. Сам я занимался вопросами авиации. Затем он уехал писать уставы, два месяца писал уставы, месяца полтора отсутствовал на различных военных играх и в июле был арестован. Нужно сказать, что ПВО он проверял, но я-то не проверил, как он осуществлял эту проверку. В этом, конечно, моя вина. Я слишком доверился этому человеку». Он говорил, что не мог ничего сказать плохого про людей, которых выдвигал Примаков. После него выступал Григорий Кулик, начальник Артиллерийского Управления РККА заговорщик и шпион. На него дали показания , но чтобы поверить в них Сталину понадобится еще 12 лет, он много вредил и навредит еще на войне.

Он сразу перешел к главному: «Товарищи, начну с себя. Почему-то мою фамилию упомянул в своих показаниях Ефимов, но вы, товарищи, знаете, что я начиная с 1918 г. боролся против Троцкого под непосредственным руководством Климента Ефремовича и т. Сталина. И как Троцкий снимал Климента Ефремовича, моментально я летел. Я в то время носил бороду, и Троцкий говорил: «Необходимо эту бороду убрать». Когда меня ранили под Царицыном, – я по совести скажу, – я боялся ехать через Москву, думал, что меня расстреляют. А теперь Ефимов упомянул мою фамилию, и, когда меня спросили, я сразу не поверил. Считаю, что это провокация. Показания Ефимова, то, что мы читали, и то, что я обнаруживаю, – это но-но-но. Он отводит не туда. Я могу доложить, т. Молотов, что враги так действовали, что на каждом вопросе есть ваша виза и ваше постановление. Каждую мелочь, чуть ли не каждый винтик вносился в СТО».

Кулик уповал на свои предыдущие заслуги, но это выглядит несерьезно, ведь с тех пор много воды утекло, человек мог поменять взгляды или присоединится к троцкистам из каких-то своих соображений, мог быть временный союз, его могли шантажировать найдя на него какие-то компрометирующие материалы и т.д. Можно предположить немало вариантов как человек мог стать предателем. Кулик 1937 г. это был не тот Кулик 1918 г. После оправданий он говорил о вредительстве в производстве артиллерийских орудий, а затем говорил о своей вражде с Гамарником, который его ненавидел, говорил о подлостях главы политупра Северо-Кавказского военного округа Векличева. На его выступлении утреннее заседание кончилось.

Вечернее заседание открыл Семен Буденный, который начал свой рассказ с описания периода гражданской войны, где привел примеры бездарности Тухачевского, как он приписывал себе чужие заслуги, о его провалах, как военного, о его подлой натуре. Он прямо сказал то, что дажде не фигурировало в официальном обвинении: «Кто такой Тухачевский? Он пришел из плена делать социальную революцию к нам. Попадает в Ленинград, там, в Смольном, как раз формировали красногвардейские отряды. Он явился и представился Ленину: «Я хочу участвовать в революции, хотя я – офицер Семеновского полка». Тогда, как он говорил, была наложена самим Лениным резолюция: зачислить в Красную гвардию, чтобы он там участвовал. Отсюда теперь мне становится ясным, что это шпион не [19]27 г., а это шпион, присланный немцами сюда, к нам, чтобы участвовать не в революции, а в шпионаже за нами. Сейчас это становится понятно.»