— Но, по правилам Сбербанка, он же не мог получить на руки такую огромную наличку, и особенно по жилищной лотерее, просто так! И зачем нужно убегать от такого лакомого куска? Неуплаченных налогов-то по сравнению со всем — мизер.
На последние вопросы Дима не стал даже тратить время, занялся первой частью восклицаний:
— Да, собранные деньги могли храниться на лицевом счету фирмы в банке. Чтобы их снять лично Богдановичу, нужна была какая-нибудь новая программа. Допустим, он перегоняет другу в Эстонию всю сумму по безналу — мол, тот станет поставлять мне экскаваторы, грейдеры и прочую технику. Тот гонит деньги дальше, на тот же Кипр или в любую другую офшорную зону, где нет налогов и не спрашивают, откуда деньга. Улавливаешь?
— Не дурак.
— И гонит он их под видом закупки того же самого оборудования. Эстонец при этом получает свои пять процентов. А из Кипра уже эти самые деньги идут обратно к Богдановичу как кредит на строительство, допустим, магазинов около его строящихся домов. Вот эти деньги он и снимает. Свои деньги. Наши деньги. Ищи здесь. — Дима опять прибег к помощи экрана. Отпечатал список всех прибалтийских банков. Подал ошалевшему от простоты схемы увода денег Штурмину. — Держи. Если я в чем-то не прав — поправишь. Привет.
— Пр-ривет! — услышав знакомое слово, заорал улетевший от слишком умной корректорши Кешка. Спланировал к экрану компьютера, где вычерчивалась контурная карта России. Клюнул самый ближний к себе угол — получился как раз Калининград. Что-то в нем попугаю не понравилось, и он полетел по залу дальше. Вот это жизнь! Полная свобода, хоть и в пределах одной комнаты.
— Но ты не сказал про четвертый канал, — напомнил уже от дверей Штурмин.
— Поищи на продаже автомобилей. Слишком доходное это дело в Калининграде. Не верю, чтобы такой пройдоха, как Богданович, не обратил на него внимания.
… Калининград встретил Штурмина огромным рекламным щитом «Свидание с Америкой», над которым, в свою очередь, воротами висела радуга. Сходя по трапу самолета, Олег неожиданно вспомнил мамину присказку, помогавшую школьникам запоминать очередность цветов в радуге: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Уже шагая к зданию приплюснутого аэровокзала и отвлекая себя от вновь запульсировавшей зубной боли, впервые проверил эту аксиому по первым буквам присказки: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый.
Сошлось! Получилась радуга.
Но хорошо охотнику: он всего-навсего лишь желает знать тайник птицы. Штурмину же приказано откопать, куда, в какую нору заполз Богданович-Стайер. Разница, и существенная. Поэтому надеяться, что радуга — это златые врата для въезда в Калининград и дело оперативного розыска, по крайней мере преждевременно. Ворота на огромном замке, ключ от которого утерян то ли в Москве-реке, то ли в Преголе. Так, кажется, называется местная речушка. Остается молиться, чтобы не за границей, ибо в таком случае придется обращаться в Интерпол — а это все равно что к слепоглухонемому. Контора та еще. Даже не контора, а телеграфный столб, потому что за все годы розыскной деятельности лично он ни разу не смог добиться сколько-нибудь существенной помощи от зарубежных коллег. О-о, информацию они с благодарностью принимают, рассылают по странам и континентам, а вот там уже возникает главенствующий вопрос: а выгодно ли им ловить беглеца? В политике, так же, как в разведке, друзей не существует, и западные полицейские порой берут под шумок российских мошенников в собственные разработки.
Железно известно пока одно — над летним отпуском навис дамоклов меч. А ведь именно 31 августа, в полдень последнего летнего дня, они должны встретиться с Зоей около канала. Она наверняка забыла уговор, а если и вспомнит — что ей, замужней женщине, до детских клятв! То, что холостяку — прихоть, ей — проблемы. Вот Надя, наверное, могла бы приехать, в ней чувствуется желание иметь собственное мнение: сказала — сделала. А Зоя… Первая любовь его была сколь милой, столь и беспомощной во многих вопросах. Как там устроилась ее жизнь? Нет, встретиться — это в любом случае здорово. И чем черт не шутит — вдруг приедет…
— Вдруг приедет.
— Что?
Они мчались на машине к городу: впереди, в качестве встречающего «бронежилета», местный хозяйственник Сергей Череда, на заднем, правительственном месте — гость.
— Что-то спросили? — повторил вопрос Череда.
— Это я о своем, о девичьем, — шуткой отделался майор. И вырвал спину из удобного, убаюкивающего положения — впереди пахота, а не блаженство воспоминаний. Тем более, что трасса еле втискивалась в узкую аллею могучих дубов, по стволам которых, словно разметка, шли белые полосы. Через каждые десять — пятнадцать метров на деревьях или висели венки, или были прибиты небольшие крестики, напоминая о дорожных трагедиях, и хозяйственник пояснил, увидев взгляд майора:
— «Солдаты Гитлера». Дубы посажены еще в немецкие времена, а убивают наших людей до сих пор.